— Мы поедем к пику Хэджи, — бесстрастно ответил итару, а у меня беспокойно застучало сердце.
— Зачем?
— Я хочу проверить состояние защитного купола. Α тебе не помешает… увидеть все своими глазами.
— Я если я не поеду?! — теперь настала моя очередь упрямо скрещивать руки на груди.
Теар недовольно скривился.
— Я не хочу заставлять тебя Мел, но ты не оставляешь мне выбора…
Шаг, второй. Легкий поворот кисти. И злосчастные невидимые путы сковали тело по рукам и ногам, превращая меня в безвольную куклу.
— И в кого ты такая упрямая, а, Мел? — Вопрос Лунного явно бы риторическим, а посему отвечать я не стала. Лишь скрипя зубами наблюдала, как Теар стаскивает с меня одеяло, ощупывает потемневшим взглядом полуобнаженное тело.
Теплая ладонь прошлась вверх по ноге, длинные пальцы скользнули за край сорочки. Я возмущенно запыхтела, и Теар тут же отстранился, тряхнул головой и схватил платье. Наскоро одел меня, стянул шнуровку корсета на спине.
— Смотрю, ты здорово управляешься с женскими нарядами, — не удержалась я от колкости. — Может, наймешься ко мне в прислуги?
Теар резко дернул шнуровку, и я охнула. Весь воздух разом выбило из легких, и шутить мне расхотелось. Зато ругаться захотелось вдвое сильнее.
Благо перегибать палку Лунный не стал и ослабил шнуровку, позволяя нормально дышать. После развернул меня и одернул подол. Осмотрел с ног до головы и удовлетворенно кивнул.
— Пойдешь сама? Или предпочитаешь, что бы весь двор пялился на то, как я тащу тебя на руках? — Лунный угрожающе шагнул навстречу, а я отшатнулась.
Вот еще!
Я, может, и упрямая, но отнюдь не дура, чтобы в первый же день во дворце создавать себе подобную сомнительную репутацию. Уж если поездки все равно не избежать, то лучше я пойду ңа эшафот своими ногами…
— Пойду, — ответила от безысходности и почувствовала, как растворились невидимые путы.
В завершение Теар порылся в шкафу и вытащил теплую шерстяную шаль:
— Возьми, пригодится, — кинул Лунный и, ухватив меня под локоть, потащил прочь из покоев.
* * *
Издалека темная земля казалась неуместным пластом чернозема посреди каменного плоскогорья. Вблизи же оказалась черной золой, покрывалом укрывшей выжженную землю.
Пепелище — вот все, что осталось от горняцкого поселения, расположившегося на склоне. Домов здесь не было. Как и деревьев, и даже остовов строений, что обычно торчат кривыми обрубками на местах пожарищ. Деревенька выгорела дотла, рассыпалась прахом, превратившись в золу, в которой утопали каблуки моих сапожек.
Мы остановились у серой каменной плиты, и я застыла, в недоумении глядя на девственно чистую поверхность. Ни имен, ни дат, ничего, что бы свидетельствовало о том, сколько людей здесь захоронено.