Завернув оставшегося леща в газету, сунул собаке в зубы и несколько раз негромко произнес: «Домой!» — и Дружок, опустив хвост, важно затрусил с лещом по тротуару в другую сторону.
— С такой собакой можно в цирке выступать! — подивился Павел Петрович. — Наверное, и в магазин за водкой посылаешь?
— Не любит в очередях стоять, — улыбнулся Сергей. — И сдачу не приносит…
Он проводил Дадонова до самого дома. На прощанье тот сказал:
— Логвин действительно человек влиятельный… К самому в кабинет входит запросто. Прямо скажу тебе, Сергей, если хотя бы один факт не подтвердится — несдобровать тебе. А ведь ты только начинаешь свою журналистскую деятельность. И если Голобобов не напечатает фельетон, то не потому, что боится Логвина — Александр Федорович не из пугливых, уж я-то его знаю не первый год, — за тебя беспокоится. Или есть еще одна причина…
— Что же это за причина?
— Над Голобобовым тоже есть начальство… Ты ведь знаешь, иногда даже с готовой полосы снимаются материалы. И потом, Логвина могут наказать по партийной линии, не прибегая к газетному фельетону. В последней передовой «Правды» много внимания было уделено укреплению авторитета руководителя…
— Логвин плохой руководитель! — горячо перебил Сергей. — Трест не выполняет план…
— Ну, это не нам с тобой решать.
— Значит, не напечатают?
— Я ведь не редактор, — улыбнулся Дадонов.
— А вы напечатали бы мой фельетон, если бы были редактором?
— Я ведь его не читал, — сказал Павел Петрович.
— Завтра же разорву гранки и… — Сергей запнулся. — И буду писать фельетоны про бани и парикмахерские…
Дадонов внимательно посмотрел на него и спросил:
— Если редактор тебе скажет, что все правильно, но фельетон печатать не следует, как ты поступишь?
— Я перестану его уважать.
— А если я тебя попрошу об этом? Допустим, в твоих же собственных интересах?
— И вас тоже.
— Ты всегда и всем говоришь то, что думаешь? Сергей выдержал долгий пристальный взгляд Дадонова и, уже чувствуя, что сейчас задергается левое веко — от большого напряжения оно иногда начинало пульсировать, выжимая непрошеную слезу, — ответил:
— Почти всегда.
— Почему почти?
— Бывает, нельзя даже близкому человеку сказать всю правду — это причинит ему боль. То есть ему станет хуже, чем было, от этой правды. Я думаю, что в таком случае не следует правду говорить.
— Промолчать?
— Но я бы хотел, чтобы мне всегда правду говорили, — сказал Сергей. — Даже самую жестокую.
— Ну так послушай, я скажу правду: тебе очень трудно придется в жизни. Так трудно, парень, что захочется волком завыть! Будь готов к этому. Выдержишь, не сломаешься — настоящим человеком станешь. Как говорят, человеком с большой буквы… — Дадонов неожиданно рассмеялся. — И чего это я заговорил, как цыганка-гадалка! Пива, наверное, перебрал?.. А насчет фельетона не паникуй, может быть, и напечатают…