Услышав последнюю фразу, участковый изменился в лице. Едва заметно, но изменился! Впервые за шестьдесят минут диалога! И изменения эти были отнюдь не негативными. Я вдруг заметил, как его багровое лицо оттаяло! Не было сомнений – он и в самом деле проникся ко мне пониманием.
Самолюбие! Чёрт возьми! Самолюбие – вот что объединяет это общество! Вот что способно хоть в какой-то мере вызвать, если не сочувствие, то хотя бы понимание! Парадоксальное, абсурдное взаимопонимание.
– Семёнов, ты же сам прекрасно понимаешь, что все твои доводы – бред сивого мерина. Ты что, с таким опытом работу себе найти не можешь?
– Да какая сейчас работа у банкиров? Мировой финансовый кризис на дворе! Людей из банков пачками на улицу выбрасывают! Сокращения жуткие. Сейчас безработных банкиров больше, чем китайцев в Пекине.
– Ясно… – Он хотел ещё что-то сказать, но зазвонил телефон. Сержант снял трубку и поднёс к уху: – Алло. Да. Да. Так и есть. Угу. Угу. Всё понял. Принято. Будьте богаты. Угу. Отбой. – Он выдохнул с каким-то облегчением, улыбнулся и вытер со лба пот. – Ладно, Семёнов. Считай, взял ты меня измором. Подпишу твой запрос, но при одном условии: теперь ты в моём кабинете постоянный клиент. Будешь являться на отчёты еженедельно, скажем, по четвергам к восемнадцати ноль-ноль. Неявка без уважительной причины будет квалифицирована как нарушение правопорядка, и меры будут приняты к матери и к тебе, соответственно. Усёк?
– Усёк! – тут же отрапортовал я и мысленно возликовал.
Он сделал росчерк на заветном листе, обнаружил, что шариковая ручка не пишет, ругнулся, принялся искать другую. Нашёл, расписался ею и протянул листок мне.
– И ищи работу! Не думай, что ты её навсегда забираешь. А то мало того, что сам тунеядец, так ещё и мать свою чокнутую ко мне на участок притащишь. Свободен!
Мне в спину будто лом вставили. Замер на месте и даже вдохнуть не смел. Если бы вдохнул, то не смог бы сдержать себя. Перепрыгнул бы через стол и вцепился сержанту в горло. А это значило бы только одно: я проведу невесть сколько времени за решёткой, и даже если меня не убьют, то мама может просто не дождаться моего возвращения. Пришлось прикрыть веки и проглотить оскорбление.
Видимо, моё лицо стало не менее бордовым, чем у участкового, потому что он нахмурил брови и спросил:
– Перегрелся, что ли? Идти можешь?
– Вполне, – сквозь зубы процедил я.
– Ну так иди, чтоб тебя! – выплюнул он и добавил: – Иди, а то передумаю!
Я ушёл, по пути ища оправдания сказанной ментом фразе, но так и не смог подобрать веской причины, чтобы его понять, а тем более простить. Для разрядки мысленно выругавшись, я выскочил из здания отделения.