– Карл Генрихович! – поспешил я за ним. – Я получил разрешение в милиции. Документы подписал. Послушайте, мне обязательно нужно забрать маму… мать сегодня.
Он остановился.
– Я вас прекрасно понимаю, голубчик. Думаю, когда вы узнаете последние новости, поймёте, что всё обстоит гораздо лучше, чем можно было изначально себе представить. Поднимайтесь в отделение и сами во всём убедитесь. А мне пора ехать. Я и так уже в бассейн опаздываю. Суставы, знаете ли… Приходится уделять время водным процедурам. Эх, где моя молодость? Да? То ли дело вы! Наслаждайтесь, голубчик, жизнью без боли, пока старость не подобралась слишком близко.
– Но я смогу её забрать сегодня?
– Я же говорю, всё сможете, Николай Евгеньевич! Всё сможете, и даже больше! Проходите! Поднимайтесь наверх!
Главврач, не прощаясь, развернулся и вышел на улицу. Я же снова подошёл к сторожке, с вызовом посмотрел на охранника и положил ладонь на турникет. Тот раздражённо хмыкнул, но нажал на кнопку замка, позволяя мне пройти. Видимо, ему ещё оставалось что терять помимо квартальной премии, если он не решился ослушаться распоряжения начальства, которое велело пропустить ненавистного посетителя.
На третий этаж я взлетел так быстро, словно в спину дул ураганный ветер. Стальная дверь, которая была запертой во время первого визита, теперь была распахнута настежь. Длинный коридор был пуст и не освещался. Лишь вдалеке, там, где располагалась камера номер «9», был различим рассеянный свет, падающий в темноту коридора прямо из дверного проёма изолятора.
Я почувствовал неприятное волнение. С чего бы это вдруг такая халатность со стороны персонала? Мало того что дверь в отделение открыта нараспашку, так ещё и камера не заперта. Тоже мне «режимный объект»! Так у вас все «психи» разбегутся. Понятное дело, это был мысленный сарказм, не более. Однако если следовать логике здешних карателей, то следовало мыслить именно так. И это настораживало.
Чем ближе я подходил к девятой камере, тем сильнее билось сердце. Впереди послышались шорохи. Подойдя, заглянул в приоткрытую дверь. Мамы внутри не было. Вместо неё у койки возилась какая-то полная невысокая пожилая женщина, одетая в голубой медицинский костюм. Она бесцеремонными движениями упаковывала постельное бельё, стараясь уместить простынь и пододеяльник в застиранную донельзя наволочку.
– Простите, – обратился я к ней, – вы не скажете, где пациентка из этой… из этой камеры?
Тётка недружелюбно, но в то же время без особого интереса посмотрела на меня и продолжила паковать бельё.
– Померла.