— Ты присаживайся, Василь Петрович, — хватая ртом воздух, прошептал Тюрин. — Страшно такое рассказывать, но не могу я. Помру и никто не узнает.
— Так уж и страшно, — не поверил сосед. — Да и умирать тебе рановато. Что это ты раскис, Макарыч? — Он подтянул пижамные штаны, подошел к противоположной стене и ткнул кургузым пальцем в репродукцию.
— Хорош генерал, а?! Продай за бутылку.
— Бери, бери, Василь Петрович, — торопился Тюрин. — Бери так.
— Да ну? — удивился сосед.
— Я же сказал, бери, — сквозь зубы проговорил Тюрин. — Дай мне сказать…
— Да ты говори, говори, я слушаю, — ответил сосед и недоверчиво добавил: — Что, правда что ли отдашь?
— Да возьми ты его ради Бога, Василь Петрович, и иди сядь. Тяжело мне через всю комнату, — умоляюще проговорил Тюрин.
— Ну, спасибо, — снимая репродукцию со стены, поблагодарил сосед. — Ты не бойся, я в долгу не останусь. — Он прислонил раму к платяному шкафу, подошел к дивану и сел рядом с Тюриным. — Ну, что там у тебя такое страшное? Недостача, что ли?
— Я не бухгалтер, я с деньгами дела не имею, — ответил Тюрин и перешел на шепот. — Ты Николая знаешь? Ну, из пятьдесят первой квартиры?
— Ну, знаю, — ответил сосед.
— Убийца он, — холодея от ужаса, сообщил Тюрин, — я сам видел, как он труп с перерезанным горлом в ванной полоскал. Так вот, теперь он меня хочет на тот свет отправить.
— Да ну?! — не поверил сосед.
— Честное слово, Василь Петрович. Ну что, я тебе врать что ли буду? Зачем мне на человека такую напраслину возводить? Сам посуди. — Тюрин уже не шептал, а астматически сипел. Голова его слегка подергивалась, глаза были вытаращены, как у морского окуня, а хилая грудь как-то рывками, с разными промежутками поднималась и опускалась под тонким одеялом.
Соседа окончательно убедил вид Тюрина. Трудно было даже предположить, что человек в таком состоянии может рассказывать небылицы.
— И что теперь? — испуганно спросил Василь Петрович.
— Он не знает, что я тебе рассказал, — торопился Тюрин. — Напишешь анонимку в милицию…
В это время в прихожей скрипнула дверь и в комнату, ненатурально зевая и почесываясь, вошел Николай. Увидев его, Тюрин издал крик раненой птицы, сердце у него два раза бухнуло и затихло. Тело сразу как-то обмякло, а нижняя челюсть медленно отвалилась на грудь. Николай перевел взгляд с Тюрина на Василия Петровича. Тот сидел бледный и с таким отчаянием в глазах, что даже последний дурак догадался бы, о чем говорили эти два человека минуту назад.
— Понятно, — по-деловому сказал Николай. — Ты бутылку трогал?
— Нет, — глядя прямо в глаза Николаю, выдохнул Василий Петрович. — Ничего не трогал. — Затем он спохватился, выкинул вперед руку и показал на репродукцию. — Вот! Картина! Он мне сам ее подарил! Честное слово!