«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой. На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня. Какие бы я ни получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душою и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя. Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами. Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобою. Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не смущая и не огорчая. Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить… Аминь…»
Чем дальше она продвигалась по тексту, тем более сильное чувство охватывало ее. Последнее предложение далось особенно тяжело — после каждого слова Фриде приходилось делать паузы, чтобы справиться с подступающими к горлу рыданиями. Когда она закончила, по лицу ее текли слезы, но шум в голове стих. Волошина плакала, затворы фотокамер защелкали еще быстрей, судья зачитывала приговор: «Лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением…»
Конвоиры открыли клетку. Уже встав со своего места и развернувшись к выходу, боковым зрением Фрида заметила в зале яркий всполох. Она повернула голову. Во втором ряду с краю у центрального прохода сидел Давид. Одет он был так же, как в тот день, когда впервые предстал перед ней. Двумя руками опираясь на набалдашник трости, с искрящимся камнем в шейном платке, он неотрывно смотрел на Фриду. Морщинистое лицо было спокойно, а взгляд строг, но на этот раз глаза его сверкали ярче камня.
Одними губами он шептал: «Крепись, Иштар. И помни, что сила твоя велика…»
После приговора Волошиной прошло уже два дня, а Мирослав никак не мог отделаться от мыслей о том, что произошло. Он все думал о Фриде и о страшном фокусе, который выкинуло ее помраченное сознание. Тайное уже стало явным, но он по-прежнему складывал в уме ребус, загаданный ею, словно вращал плоскости кубика Рубика, пытаясь подогнать одни грани к другим.
Сейчас он ехал по направлению к Бауманской, чтобы увидеться с Замятиным. В суете последних событий им так и не удалось все спокойно обсудить, поздравить друг друга с успешным завершением сотрудничества. Хотя сам Мирослав никакой эйфории относительно финала этой истории не испытывал. Даже несмотря на то, что это был его первый опыт расследования, который объективно оказался удачным (если не считать пореза на шее, замаскированного легким шарфом).