В третью стражу (Намор) - страница 187

«Возможно, — согласился с мелькнувшей вдруг мыслью Олег. — Возможно…»

Возможно, все дело было в том, что операцию по «наведению мостов» он придумал практически в одиночку, и… Ну, если верить, мемуаристам, такие операции проводятся не с кондачка, а готовятся долго и тщательно. А он… нафантазировал, бог знает что, и послал в зубы зверю женщину, в которую влюблен.

«Влюблен?» — Вопрос непростой и, несомненно, требующий изучения, но, разумеется, не сейчас. Потому что сейчас, он был в Париже, а она в Москве.

«Да что я пьян был что ли?!»

Олег налил кофе в чашку, отхлебнул горячую горькую жидкость прямо вместе с гущей, не дожидаясь пока осядет, и «взглянул» на проблему «объективно».

Честно говоря, было во всем этом немало странностей. И времени после «перехода» прошло, казалось бы, всего ничего, а ощущение, что всю жизнь в этом времени живет и в этой «шкуре» лямку тянет. Он даже начал как-то забывать, что является — и не только по образованию — дипломированным психологом. А между тем, тут было к чему приложить свои знания и умения. Вот только до этой ночи ему это и в голову не приходило. Он просто жил и «не тужил», даже тогда, когда занимался скучной и потому еще более утомительной рутиной. Последние три дня, например, он работал снабженцем при Вите Федорчуке, великом — без преувеличения — химике и подрывнике. Но и тогда, когда он мотался по Парижу в поисках подходящего помещения или ингредиентов для адской машины, и тогда, когда сибаритствовал с сигарой в зубах, коньяком и женщинами — одной конкретной женщиной, но такой, что способна равноценно заменить добрую дюжину женщин обыкновенных — заниматься самокопанием, или по научному интроспекцией, ему и в голову не приходило. А зря. Там, в глубинах сознания и подсознания творилось такое, что всем фрейдам и юнгам мира с друзьями их фроммами[136], такое и в страшном сне не приснится.

«А старик-то вроде бы жив…» — Вспомнил вдруг Олег. — И Пиаже в Женеве. А Выготский умер, царствие ему небесное, но живы-здоровы в Москве Лурия и Леонтьев[137]… Не заговаривай мне зубы!»

Это, и в самом деле, было похоже на попытку «запутать следствие», но Олег от соблазна уйти в бесплодные размышления «о времени и о себе» отказался и вернулся к главному. А главное заключалось в том, что в черепе Баста фон Шаунбурга, как ни крути, сидел уже не совсем Олег Семенович Ицкович. А вот кто там сейчас сидел, это и было страшно интересно узнать. И не только интересно, но и жизненно важно, поскольку от понимания того, что за оборотень возник первого января 1936 года в Амстердаме, зависело и все дальнейшее. В частности то, насколько Олег мог доверять нынешним своим инстинктам и импровизациям.