Визит премьер-министра Бенеша в Москву…
«И что последует за этим?»
— Ваш кофе, месье, — хозяин поставил перед ним чашку с горячим и одуряюще ароматным кофе и улыбнулся, пододвигая рюмку с коньяком. — И ваш коньяк.
— Благодарю вас, Гастон. Вы неподражаемы! — Ответил любезностью на любезность Виктор, и в этот момент его неожиданно окликнули с бульвара.
— Дмитрий?! — С очень характерной интонацией — неуверенность, растерянность, сдерживаемая радость — окликнули его. — Дмитрий Юрьевич?
Но, слава богу, Дмитрий Вощинин так и не смог стать его вторым я, и к имени Дмитрий, Виктор привыкнуть не успел, так что сначала даже и не понял, что обращаются к нему. А когда понял, когда оценил и смысл слов, и интонацию говорившего, и то, что произнесено его прежнее имя было по-русски, то был уже готов и, более того, четко представлял себе, что и как следует делать. Он никак не отреагировал на оклик, еще раз улыбнулся хозяину кафе и, подняв к носу рюмку, с вожделением принюхался к коньяку.
— Дмитрий Юрьевич! — Голос показался Федорчуку знакомым, но оборачиваться было нельзя, он и не обернулся. Пригубил коньяк и вернулся, было, к газете — «Бесчинства анархиствующих элементов в Испании» — но человек был упорен. Он был, по-видимому, из тех, кого «с мысли не сбить»
— Прошу прощения, месье! — Сказал по-французски невысокий крепкий мужчина, подходя к его столику.
— Да? — Виктор посмотрел на подошедшего поверх очков совершенно «равнодушным» взглядом, и, верно, преуспел, потому что мужчина уже не просто смутился, а форменным образом опешил, окончательно осознав, что обознался.
Но если уж судьба допустила, чтобы этим утром Федорчука узнал кто-то из «старых парижских знакомых», то она же побеспокоилась и помочь своему любимцу — а Виктор искренне ощущал себя в последнее время ее любимцем, — выйти из положения самым наилучшим образом.
— Месье Поль! — Завопили хором две смазливые девицы, с которыми Виктор провел как-то на днях приятный во всех отношениях вечер. — Месье Поль!
Девицы вели себя так, словно собирались отдаться Федорчуку «прямо здесь, прямо сейчас», в маленьком уютном кафе, на шатком никак не приспособленном для таких экзерсисов столе. Надо было видеть несчастного Корсакова, весьма далекого от круга людей, способных на такое «раскрепощенное» поведение. Впрочем, и покойного Дмитрия Вощинина он среди таких не числил.
— Прошу прощения, месье, — сказал Корсаков, разводя руками. — Я обознался… прошу…
И в это мгновение на сцене появилось еще одно действующее лицо.
— Раймон, — произнес знакомый уже очень многим голос. — Будь любезен, отошли своих блядей. Я хотела бы обсудить с тобой план гастролей в Италии…