Хозяин Виктора уже знал, а потому, не задавая лишних вопросов, положил ему на столик утреннюю «Le Figaro» и поставил стакан минеральной воды «Perrier». Ну, а кофе с коньяком — единственная «еда», на которую Виктор был способен по утрам, — должны были появиться чуть позже. Но Федорчук никуда и не спешил. Он выложил на столешницу сигареты и спички, закурил и раскрыл газету.
Визит премьер-министра Бенеша в Москву…
«Однако!»
Трудно сказать, было ли интересно читать газеты в «настоящем» 1936 году, но сейчас, что ни день, пресса приносила такие новости, что оставалось только руками развести! И что же, милостивые государи, должно было означать данное сообщение? Ездил ли Бенеш в Москву в конце июня 1936? Этого, по-видимому, не могла сказать даже знающая, казалось бы, все баронесса Альбедиль-Николова. Однако если брать события «в целокупности», чехи не уставали удивлять ошеломленную Европу своими крайне резкими движениями. Впрочем, кое-кто им в этом самозабвенно помогал, так что скучно не было. Не успела еще угаснуть пальба в Судетах, и Лига Наций — не без вмешательства одного из ее создателей[333] — только-только начала неторопливый разворот «лицом к немецкой проблеме», а в Праге, при молчаливом одобрении Коминтерна, уже состоялся противоестественный союз коммунистов, национально-социалистической партии, Града[334], и крайне правых. Кажется, Бенеш и некоторые другие чешские политики успели осознать, чем чреваты для них последние события в Судетах. Но, с другой стороны, не в вакууме же они жили? Отнюдь нет. Германия заключила союз с Австрией, и сближение этих двух стран, населенных, в сущности, одним и тем же народом — немцами — начинало пугать не одних лишь чехов. А ведь в Берлине и Вене не молчали, а говорили, и говорили нервно и громко. Едва ли не кричали. Гитлер так и вовсе впал в истерику во время последней речи в Нюрнберге. А у чехов, если кто забыл, не с одними немцами не срослось. Польша с Венгрией только и делали, что «внимательно следили за событиями», то есть, попросту ждали подходящего момента, чтобы вцепиться чехам в глотку. И никакая Малая Антанта ничем помочь здесь не могла. У Румынии и Югославии хватало своих проблем, так что ориентироваться приходилось на собственные — не такие уж и значительные, если честно — ресурсы, да на сильных мира сего: на Францию, роман с которой пока еще не совсем выдохся, и на Советский Союз, который неожиданно оказался не просто дружелюбным нейтралом, а, пожалуй, даже верным союзником. Англия имела в этой игре собственные интересы и Чехословакии определенно не сочувствовала. Вернее она сочувствовала и тем, и другим, а главное думала о себе и своих вечных интересах. Из остальных игроков следовало, вероятно, принять во внимание позицию Италии, но итальянцы стремительно эволюционировали от «объективного нейтралитета» к «душевному согласию» с явно набиравшей силу Германией.