— Всё хорошо, — засуетился он. — Найди мне Буквы. Мне нужно срочно с ним поговорить.
Тимоха хмыкнул.
— Так он к "семёрке" ушёл. Вы его сами в разведку отправили.
— Забыл. И впрямь старею, — коротко выдал Валевский и прикрыл ладонью глаза.
День был по осеннему сырым и холодным, но в утеплённом укрытии Янус этого не чувствовал. Ведущая в небольшое подвальное помещение дверь была заколочена, щели и просветы прикрыты старыми матрацами, а пара воздуховодов плотно забита тряпьём. Между узким окошком и ходоком воздух прогревал распалённый в чугунной бадье костерок.
Янус лежал на деревянном настиле и тихо посапывал. Он успел пройти половину пути от Тихих вод до "семёрки", когда взошло солнце. Двигаться дальше ходок не решился, появилось гнетущее предчувствие опасности.
В округе мельтешило много изгоев. Один из псевдо — высокая девчушка с длинными беспалыми руками и безгубым ртом, растянутым на всю ширину лица — пробежал всего в сантиметре от притаившегося за углом ходока. Янус успел заметить второй ряд зубов во рту изгоя, а ещё он мог бы поклясться, что тварь его увидела, но по какой-то неясной причине не напала.
Вот поэтому Буква решил до заката затаиться.
Спать не стоило. В любое укрытие ― как бы оно не было защищено ― могут проникнуть изгои или гончие, да и крысы не прочь поживиться добром городовых.
Обычно в вылазки ходоки отправлялись парами, но Янус был исключением. Его внешность отталкивала людей.
Метр шестьдесят ростом, жилистые ноги, крепкие руки, узкие плечи, чуть приплюснутый нос на широком, наполовину "мёртвом" лице, на левой стороне щека слегка провисает, глаз всегда закрытый, а маленькие губы застыли в постоянной ухмылке.
Такое лицо было "подарено" ему матерью наркоманкой. Бывало, что Януса при первой встрече принимали за изгоя. Оттого ходок и полюбил одиночество.
Но человек зверь стадный и не может долго находиться наедине с самим собой. Ему нужен кто-то рядом, способный выслушать и поддержать или укорить, тем самым отвлечь от въедливой и жестокой бытности. И таким товарищем для Януса стали книги. Выслушивать исповеди своих читателей им, конечно, не суждено, но дать совет и позволить отрешиться от окружающего мира они способны.
Ещё в пятилетнем возрасте он научился читать, и с тех пор каждую свободную минуту поглощал всё новые и новые тексты. Больше всего Букве нравились исторические романы, но он с таким же интересом зачитывался детективами и научной литературой, хотя понимал в ней далеко не всё. А вот слащавые любовные эпопеи не переносил на дух.