― Ошибаешься, старый. Ты сильно драматизируешь, ― начал было Шаман, но Кудин договорить ему не дал.
― Драматизирую? Ага, точно! После того как её мать стала псевдо и сбежала из общины, Сонная о ней так ни разу и не вспомнила. Понимаешь? Ни добрым словом, ни злым. Ни слезинки не пролила. А Люда была хорошей матерью. Лучшей какую можно пожелать.
Андрей Юрьевич и улыбчивая Людмила Евгеньевна, мать Ив, любили друг друга искренне и беззаветно. После потери любимой женщины врачеватель окунулся в рабочий омут, пытаясь заглушить боль утраты. Прошёл год, но и сейчас при воспоминаниях о ней Кудин опускал голову, глаза его начинали блестеть, и он умолкал.
Шаман громко хрустнул булкой и, зная, что от друга в ближайшие минуты не услышит больше не слова, заговорил сам:
― Люди не металлические статуи, но и не хрупкие. Они, утащи меня гончий, слеплены из пластилина. Человек не статичен. Так было всегда. Менялась власть в государстве ― менялись мораль, законы и понятия. Новая религия ― новые обряды, песни и танцы. Человек всегда приспосабливался к переменам вокруг себя, поэтому и выживал. Мы с тобой мир старый помним, вот нам и хреновей. А для молодых то что сейчас вокруг происходит и есть вся жизнь, и они к ней приспособились.
Врачеватель по-прежнему пялился в крышку стола, но Шаман знал, что старик его слушает.
― Некоторые перемены, такие как... быстрое восстановление организма ― это конечно воздействие света. Как не виляй сракой, полностью от него не спрячешься. Но жестокими они не стали, просто научились терпеть, так как мы никогда не умели. Научились чувства запихивать так глубоко, чтобы те ни на миг не мешали действовать. А это важно для выживания. Люди изменились, Андрей, и это хорошо.
Неожиданно дверь открылась и в комнату неторопливо, чуть пошатываясь, вплыл заспанный Чиж.
― Как Ив, Андрей Юрьевич? ― оставаясь у двери, спросил он.
― Он у тебя под дверью спал, ― прошептал врачевателю Шаман. ― Видал? Это любовь. А ты говоришь: "Бесчувственные и безразличные".
― Под дверью? ― встрепенулся Кудин и повернулся к Димке: ― Всё с ней будет хорошо. Так что вали-ка ты спать к себе в комнату.
― А можно...
― Нельзя тебе здесь оставаться, Чиж, нельзя, ― отрезал старик. ― Иди.
Димка ещё с минуту постоял, глядя на Сонную, а потом бесшумно закрыл дверь.