Когда идет снег (Афанасьев) - страница 50

— Никак, нам негде ее взять. Будем ждать и надеяться на чудо.

— Я не верю в чудо.

— А исчезновение солнца, по-твоему, не чудо?

— Если мы чего-то не понимаем, это не значит, что случилось чудо. Что за средневековое мышление? Ты вроде ученый, должен понимать это.

— Никому я ничего не должен. Остаемся здесь, идти некуда.

— Хорошо, я согласен. Теперь надо определиться с Почтальоном.

— Мы о нем уже говорили. Я боюсь его отпускать, он неадекватный. А еще он может нам отомстить за такое обращение с ним. Пусть сидит в кладовке, будем его поить водой и давать свечи, пока они есть. Какая ему разница, где сидеть: в кладовке или тут с нами?

— Значит, мы никуда не идем и живем здесь, а Почтальона не выпускаем? — сказал Корней, сжимая и разжимая кулак на больной руке.

— Да, как я уже и сказал, ничего не делаем, любые действия только усугубят положение.

— Мы опять так ничего и не решили. Бездействовать — значит ждать смерти.

— Или чуда.

Старик встал с пола и выкинул оставшиеся ветки за порог. Корней сидел и держался за руку. На лице была гримаса боли.

— Ты чего?

— Руку кольнуло. Уже прошло.

— Давай-ка разбинтуем твою голову, бинт уже весь черный, и руку тоже посмотрим. Столько дней прошло с момента нападения медведя, у тебя уже все должно зажить… по идее.

— Ну, давай.

Корней сел на диван. Старик налил в таз немного воды, кинул в него какую-то тряпку и поставил рядом с собой. Срезав узел и размотав большую часть бинта, понял, что он прилип к болячке. Рана на лбу зажила вместе с куском бинта. Старик промокнул тряпку в тазу с водой и протер лоб юноши. Корней сидел абсолютно спокойно, никаких болевых ощущений он не чувствовал.

— Надо было раньше снять бинт, — сказал Старик, — если я его оторву, то вместе с болячкой.

— Обрежь все лишнее, а то, что останется, отвалится потом само.

Старик взял копье за лезвие и срезал лишние куски бинта. В тусклом свете камина рана на лбу Корнея выглядела жутко, как черный нарост, с вкраплениями вросшей грязной ткани бинта, от середины лба и до уха.

— Точно не болит ничего?

— Да точно, точно. У меня рука не проходит никак, а про лоб я и забыл уже.

— Сними куртку, посмотреть хоть на твою руку.

Корней снял верхнюю одежду. Закатал рукав кофты на больной руке и повернулся левым боком к Старику.

— Давай-ка раздевайся вообще по пояс.

Корней снял кофту, застрял головой в водолазке, пытаясь снять и ее. Старик помог парню раздеться. Втянутый живот с торчащими ребрами, выпирающие ключицы и сутулая спина. Бледный, грязный и истощенный, Корней разглядывал свою руку, которая с виду казалась абсолютно здоровой.