Склонившись над раковиной, я долго чистила зубы – от сигар на эмали остались пятна. За этим занятием мне представилась возможность внимательно изучить темные круги под глазами и пугающего вида шрам на лбу. Понемногу зубы приобретали свой нормальный цвет.
Когда я вошла в офис береговой охраны, то по глазам мужчин поняла, что они видят перед собой женщину – женщину-победителя, а не растерзанную жертву кораблекрушения.
Когда письменный рапорт был составлен, сержант Роденхерст сказал, что он недавно женился и в доме, где они живут с молодой женой и дочкой, есть лишняя комната, я могу переночевать у них, если хочу. «И пожалуйста, зовите меня Крисом», – прибавил он.
– Спасибо вам, я… да.
Мне казалось, я не вынесу еще одной ночевки на борту «Хазаны» теперь, когда я чисто вымыта и на суше.
Жена Криса, Перри Роденхерст, пришла в офис береговой охраны со своей шестилетней дочкой Шеннон, чтобы отвести меня к ним домой. Перри, привлекательной стройной блондинке с волосами до плеч, было лет двадцать пять, она оказалась очень милой и внимательной.
В их скромном жилище Перри разложила для меня кресло-кровать в небольшой комнате, попросила чувствовать себя как дома и указала на телефон. Закрывая за собой дверь, Перри сказала, чтобы я без стеснения звонила, куда мне нужно.
Я присела на край кровати и оглядела уютную комнатку: письменный стол, фотографии родных в рамках, книги. Как же здесь все нормально и обыденно. Тяжко вздохнув, я взяла телефонную трубку и заказала оператору разговор с мамой за счет вызываемого абонента. В Калифорнии было на два часа больше – ранний вечер. Мамин номер был занят. Я попыталась дозвониться папе. Не отвечает. Снова набрала маму – по-прежнему занято.
Я растерялась. Неужели мама не чувствует, как нужно мне сейчас поговорить с ней? Мне не пришло в голову сказать оператору, что у меня срочный звонок, и попросить прервать другой разговор.
Бабушка с дедушкой должны быть дома, но кто знает? Я этого не перенесу. Я должна с кем-нибудь поговорить – сию секунду.
Дед ответил на четвертом гудке:
– Алло?
– Дедушка, это я. Как ты?
– Как я? Как ты?
– Ох, дедушка, не очень. – Меня душили рыдания. – Ричард погиб. – Так начался мой надрывный звонок.
Затем трубку взяла бабушка. Мне приходилось повторять все по нескольку раз: эмоции захлестнули меня, и я еле была способна выговаривать слова. Мысли путались, я чувствовала огромную усталость и страх перед будущим. Что теперь? Что же теперь? – гремело в мозгу. Уверена, я говорила как безумная, – я и чувствовала себя безумной. Мне хотелось просочиться по телефонным проводам и свернуться калачиком на коленях у деда.