Сознание быстро возвращается. Лежать немного легче, чем стоять. Но стрельба усиливается.
Пытаюсь встать, протягиваю вперед руки в надежде за что-нибудь ухватиться. Понимаю, что ранен. Ощупываю руками голову, грудь, живот. Кажется, кроме ноги, все в порядке.
«А где же ребята? Неужели они не видели, что я ранен? Далеко ли они и найдут ли меня?» Наконец я отчетливо вспоминаю, что со вчерашнего дня мы находимся в окружении. Наш маленький отряд ведет тяжелый бой. Может быть, многих уже нет в живых. Снова пытаюсь встать и снова падаю. Подымаюсь, и рука машинально тянется к левому карману гимнастерки — там комсомольский билет.
«Что же будет, если враги возьмут меня, беспомощного, в плен?» Я вынул билет и крепко сжал его. Поднялся, прислонился к дереву. В правой руке у меня пистолет, в левой — комсомольский билет. Я решаю найти товарищей. Крепко сжимаю оружие, отталкиваюсь от дерева, делаю шаг в сторону, откуда доносится стрельба, и вновь падаю, потеряв сознание.
…Открываю глаза и вижу Ивана Гамана. Он осторожно поддерживает руками мою отяжелевшую голову. Правая нога моя крепко забинтована.
Вспоминаю все: и как лежал под деревом и как свистели над головой пули. Рука невольно потянулась к карману. Это заметил Иван Гаман.
— Не беспокойся, Вася, — проговорил он. — Комсомольский билет у тебя в левой руке. Мы не могли разжать твои пальцы, когда подобрали тебя.
Иван осторожно сгибает мою руку, и я вижу зажатую в кулаке маленькую серую книжку. Я улыбаюсь и крепко прижимаю руку с комсомольским билетом к взволнованно бьющемуся сердцу…
В канун славного сорокалетия героического ленинского комсомола я послал поздравительные телеграммы моим друзьям-партизанам, бывшим комсомольцам — Василию Клопову, Ивану Гаману и другим, кто вынес меня раненого из боя в ту памятную ночь. В тысячах подвигов советских людей, прославивших на века ленинский комсомол, есть и наша маленькая доля. И мы всегда будем помнить об этом, помнить и гордиться!
По заданию командования мы вылетели в тыл врага. Темной ночью в назначенном квадрате парашютисты покинули самолет. И полет и приземление нашего маленького отряда прошли сравнительно благополучно. Но вот когда мы собрались на лесной опушке, командир недосчитался одного человека.
— Нет Миши-минера, — сообщил он.
Минер Миша Коломиец, худенький, подвижный паренек, нравился всем нам своим веселым характером.
Задание он, как и все мы, знал хорошо, приземлились мы тихо, и, казалось, ничто не могло помешать Мише прийти в условленное место. Командир несколько раз подал сигнал. Никто не отозвался.