– Ну, наконец-то! Я уж думал, ты забыл о своем обещании…
– Да я вижу, ты тут не скучаешь, – Яр холодно улыбнулся.
– И не говори! – Каминский смущенно потер висок (была у него еще со школы такая привычка). – Узнал? Это ж Каравай! Какой был талантливый малый! Но совсем спился, по-моему.
Окиянин молчал.
– Вроде как так и сидит в своем захолустном университете, статей от него уже не видно лет сто. Бедняга. По пиву?
– Нет, спасибо, я пойду к себе. Завтра доклад. – Яр на секунду остановил взгляд на фигуре за соседним столом. Рядом с Караваем сидели еще два таких же выпивохи. Каравай что-то кричал и поднимал бокал с пивом. «Все такой же душа компании», – неприязненно подумал Окиянин. И воспоминания опять полезли в голову.
Как он и предполагал, «сладилось» (именно таким словом Окиянин окрестил начало Их отношений) у них быстро. Обычно Окиянин делал вид – и в этом достиг почти виртуозного исполнения – что он ничего не знает не ведает про Вариного очередного нового «поклонника»: так было удобно и ему, и ей. Яр и Варины воздыхатели существовали в параллельных мирах, плавали в отдельных потоках… И только он, Окиянин, был навсегда. Так ему тогда казалось. Но с Этим все было по-другому. Яр пытался себя убедить, что дело в том, что он невольно стал свидетелем первого свидания, и потому все последующее для него столь небанально и болезненно. Так ведь не в первый и не в последний раз. И это пройдет, как говорил Соломон, и Яру очень хотелось ему верить. Но вот он пропустил один, потом еще один день в ежевечерних звонках – о святотатство! Все эти вечера он провел в комнате на Васильевском уже не помнит с какими девицами. Яр ждал, что она позвонит сама, спросит, куда он пропал? Но нет, телефон его молчал, а он кружил вокруг него, не обращая внимания на материны «трагические» взгляды. Он возненавидел собственное отшельничество, такое малое количество у себя друзей; да что там говорить, после Кости всех их можно было назвать приятелями. Возненавидел собственную холодную молчаливость, с которой он готов был бороться только ради Вари, собственное высокомерие и нежелание подделываться под чей-либо более скромный, чем у него, интеллектуальный показатель. Если бы он был таким, как Каравай, у него было бы много друзей; если бы он был таким, как Каравай, он бы не проводил время дома; телефон бы его разрывался от звонков. Если бы он был таким, как Каравай, его бы любила Варя. А то, что она любит этого недоростка, со всем его убогим обаянием, некрасивым лицом и кривыми (в этом Окиянин был почти уверен!) ногами, сомнений не вызывало. Потому что гордость его договорилась с рычащим отчаянием, и Яр выходил пару раз в неделю «на охоту». Так, ничего особенного: