Очень тяжело было ходить обовшивевшими. В те дни, пока вши господствовали в доме, все, все было мертво. Воцарилось настоящее запустение. Казалось, будто здесь прошла чума и все умертвила. Могила. Будь я проклят, могила. Большинство детей лежали на земле как мертвые, был это день или ночь, все равно, никто уже не следил за порядком. В те дни прекратились занятия и всякие тому подобные дела. Двор потемнел от попадавших где попало, как будто подкошенных детских тел. А жаркое солнце светило не переставая, никогда так надолго не задерживалось оно в доме. Сейчас и оно как будто было заодно со вшами, ползало по двору, черное. Маленькое.
Через некоторое время весь дом превратился в стену.
В те глухие, пустые часы я чаще всего брел на мое место на чердаке. Как пьяный, с мутным взором, со слабыми ногами, с трясущимися руками. Как прикованный, я сидел там часами, о, Боже, как я не сгорел на солнце. (Я не знал, что вредно так долго быть на солнце). Несчастный, побежденный, я лежал там целыми днями.
Небо над Большой водой было красным. Будь я проклят, объято пламенем. Время от времени, когда ко мне возвращалось сознание, я слушал, как шумят страшные суховеи. Такие же красные, кровавые. Говорили, что они приходят с моря, из Африки, из пустыни, будь я проклят, кто знает, откуда. Казалось, занимается пожар, плавится все вокруг. Прикоснувшись к любому предмету, ощущаешь смертоносную раскаленность. Именно так, в воде, в земле, в камне, в деревьях, в домах, в воздухе, в прикосновении, в руках, в губах, в дыхании. Будь я проклят, в душе. Бог ты мой, похоже, все расплавится. Пыль. Будь я проклят, пыль. И звезды плавятся, капают у тебя на глазах. Мелкая, черная пыль. Пустое, разоренное небо. Все унес суховей. Красный. Будь я проклят, все, все превращается в пыль, в ничто.
А ты, несчастный, томясь, ждешь на чердаке, когда вновь послышится голос Большой воды. Все еще надеешься. Будь я проклят, ты похож на ту единственную упрямую звезду на юге. Высоко над озером, кажется, и небо ей мало, ее не вмещает.
Однажды утром, на самой заре, появились рыбаки со своими лодками. Везде вокруг царил глубокий утренний покой. Казалось, стих сухой страшный ветер. Прикроешь глаза и сильнее чувствуешь этот покой, эту чудесную перемену. Нигде ни звука. Будь я проклят, успокоились и земля, и вода, даже воздух недвижен и нем. Далеко на горизонте, видимый как во сне, ползет утренний огонь. Рыбаки плыли по направлению к нашему дому, спешили к ближайшему берегу. Слышались их беспокойные прерывистые голоса, они беспрестанно гребли, неслись к берегу. За ними, как осыпающийся обрыв, бежала черная вода. Была ли это волна, буря, не вспомню, каждую минуту казалось, что она их проглотит.