Рейс вверх по Мфолонго длился дольше, но, как Комлев хорошо знал, управлять судном против течения было намного легче и даже удобнее подходить к пристаням. Правда, увеличилось число лодок, прилепившихся к борту «Лоалы» подальше от колес и ближе к корме, но об этом он слышал от капитана Форбса давно. В лодках спали, укрывшись ночью старыми цветными покрывалами, ели копченую рыбу и еще что-то, завернутое в банановые листья, пили из пластмассовых бутылок и даже из тыквенных сосудов, которые все еще не выходили из употребления. Видимо, большинство было мелкими торговцами, направлявшимися в город за товаром.
Когда после пяти суток пути по реке пришвартовались утром к бетонному причалу в Лилонгве, капитан Форбс обратился после второго завтрака ко всем в «офицерской» столовой, со своей всегдашней умеренной приветливостью. Сегодня, однако, добавилась еще и мрачноватая торжественность.
— Джентльмены, минуточку внимания, — сказал капитан со своего постоянного места за столом, когда уже начинал убирать посуду буфетчик Мотема. — Довожу до вашего сведения, что сегодня — мой последний день на судне в качестве его капитана. Старшим помощником, а следовательно, моим заместителем я назначил мистера Комлева…
Комлев чувствовал себя как-то неуютно под взглядами всех, кто сидел за столом, и теперь они смотрели на него со странным любопытством, словно пытались разгадать, что же в нем, Комлеве, открыл для себя «старик».
— А капитаном с завтрашнего дня назначен, — продолжал Форбс, оглядывая всех с хмурым весельем в глазах. И крикнул на лулими буфетчику:
— Мотема! Позови сюда господина Муго!
И тогда в столовую вошел этот самый господин Муго, слишком полный для своего еще далеко не среднего возраста, с ничего не выражающим круглым и толстым лицом цвета слабо обжаренных кофейных зерен, с выпуклыми, немного рачьими глазами и с короткой стрижкой. На нем была цветастая рубашка навыпуск и белые брюки. То, что он явился сюда не в костюме и без галстука (а для африканца это не только признак его цивилизованности, но и известного общественного положения), говорило лишь о том, что обоснованность своего назначения на «Лоалу» была для Муго неоспорима и своих будущих подчиненных он уже воспринимал с некоей самонадеянной снисходительностью.
— Добрый день, джентльмены, добрый день, капитан Форбс, надеюсь, вы все здоровы?
Голос у Муго был довольно низкий и хрипловатый от злоупотребления пивом, а его английский не хуже того, каким пользуется средний чиновник в Лилонгве.
На него смотрели, кто с выжидательным, кто с насмешливым любопытством, а механик Шастри смотрел со своей обычной индуистской и благожелательной нейтральностью, которую многие считали просто равнодушием. Для него этот Муго был лицом хоть и не самой низкой, но абсолютно чужой касты. А третий помощник капитана Нкими глядел с тайной надеждой распознать в нем соплеменника, что позволило бы ему укрепить свое положение на судне. Он получил от Муго в ответ откровенно прощупывающий взгляд. Они были два африканца среди всего командного состава, и уже изначально их отношения были обречены на то, чтобы стать особыми.