Вспыхнул Ярославич.
А она, уже отбежав немного, остановилась и, оборотясь на прощанье, выкрикнула сквозь радость и слёзы:
— Уж когда мне головушку сымут, тогда только и серёжки эти отымут!
Ярый конь бил копытом в землю. Распахивал ветру тонкие ноздри: «Хозяин, пора, пора!..»
Александр стоял, положа руку на гриву коня, готовясь вдеть ногу в стремя, когда детский восхищенный голосок произнёс очень громко в наступившей тишине:
— Ой, мама, мама, гляди-ко — государь голубой!..
На Невском был в час отъезда шёлковый голубой зипун, отделанный чёрного шёлка кружевом с серебром.
Князь обернулся.
В толпе женщин и ребятишек, глядевших на сборы и на отъезд, он сразу отыскал ближе всех к нему стоявшую белоголовую девчонку лет пяти, с красными бантиками в льняных косичках. Мать, смутившаяся до крайности, стояла позади неё.
Невский сделал шаг по направлению к ним и слегка докоснулся ласково до головы девочки.
— Ну... красавица... — только и нашёлся сказать он.
Лицо матери как полымем взялось.
— Ох, теперь оздоровеет! — вырвался у неё радостный возглас.
И ещё не успел уразуметь Ярославич что к чему, а уж и другая мать, с лицом исступлённым и словно бы истаявшими глазами, вся в поту и тяжко дыша, стремительно подсунула ему под самую руку уж большенького, лет шести-семи, сынишку, который пластом, по-видимому уж в полубессознательном состоянии, лежал поперёк её распростёртых рук.
Лицо у мальчика было непомерно большое, отёкшее и лоснилось. Он дышал трудно.
И с такой властью матери в голосе выкрикнула она: «Ой, да и до моего-то докоснися, государь!.. И до моего-то докоснись, Олександра Ярославич!» — что Александр невольно повиновался и тронул рукою плечо больного.
Потом только сообразил:
— Да что я, святой вам дался, что ли?! — гневно воскликнул он, резко повернулся и пошёл снова к коню.
Но женщина его и не слушала больше! Ей уж ничего от него и не надо было теперь. Лицо её просветлело непоколебимой верой. Оборачиваясь к соседним ей женщинам, она говорила — и одной, и другой, и третьей:
— Уж теперь оздоровеет!.. Сойдёт с него!.. Змея ведь его у меня уклюнула в пятку... Грибы собирал...
А меж тем остальные матери, уже приготовившие каждая своего ребёнка и не успевшие подсунуть их под руку Ярославича, с грустью, почти с отчаяньем, смотрели, как разгневанный князь садился в седло.
Конь рванулся.
Один только дворский поспел вскочить на своего ретивого и помчаться за князем. Вскоре на тесной, перешибленной корнями лесной дороге он догнал князя и теперь следовал чуть поодаль.
Так проехали с полверсты.