Миколка и рот разинул — ну и парень этот Конопельский, все знает. Стиляга притворно удивился:
— Что, важная птица? Может, воспитатель какой?
Теперь глаза всех были направлены на Миколку. Скалят зубы, смеются... Еще бы: Миколка похож на воспитателя, как гвоздь на панихиду.
— Такая же птица, как и вы, мусью художник.
В комнату вошел еще один из ее обитателей. Он, вероятно, был лицом очень ответственным, так как сразу же заорал:
— А ну, вон из спальни! Так и знал — здесь!
Это был долговязый, неуклюжий детина с длинными руками, заканчивающимися здоровенными кулачищами, которые сразу бросились Миколке в глаза. Он знал цену таким кулакам. Знали это, видно, и остальные, так как стали поспешно, бочком проскальзывать мимо этого здоровилы за дверь. А он смотрел на всех из-под косматых бровей даже не сердито, а скорее свирепо, в любую секунду готовый на ком-нибудь испробовать силу своих кулаков.
Только Конопельский и стиляга-художник, что называется, даже ухом не повели. Да еще один, атлетического сложения школьник не только не испугался его сердитого окрика, а даже демонстративно развалился на кровати.
— Ты чего раскричался, Масло! — сверкнул Конопельский глазами. А потом на того, что на кровати: — Эй-эй, мистер Трояк! Пусти свинью за стол, так она и ноги на стол. Ты что? Пример новеньким подаешь?
Тогда долговязый, тот самый, что носил не то фамилию, не то прозвище Масло, уставился острым взглядом в Миколку:
— Опять новак?
Подступил близко, дохнул прямо в лицо ежевикой:
— К тебе обращаются, свинтус? Почему не отвечаешь?
— Ну так что, если новичок? — вызывающе ответил Миколка.
— Фамилия?
— Курило. Так что?
— Хм, Курило... — презрительно хмыкнул Масло. — Курило... Жив, значит, Курилка?
Загоготали обидно, на всю спальню. У Миколки загорелись уши. Так и подмывало дать кулаком в эту рожу с оскаленным ртом, с желтыми реденькими зубами. Но попробуй...
— Значит, жив...
Масло оборвал смех:
— Ну ты, Курилка... ты полегче...
В назревавший конфликт вмешался Конопельский. Елейным, воркотливым голоском начал:
— Да, да, мистер. Вы попали в человеческое общество, а всякое общество имеет свои законы, и они, да будет вам, уважаемый, известно, тверды и неумолимы. Закон есть закон, друг мой. И я, как представитель высшего класса млекопитающих, вам советую...
Но посоветовать Конопельский не успел. В коридоре тревожно и вместе с тем весело прозвенел звонок. Все сразу забыли и про разговор, и про Миколку.
— На обед!
Подхватился с кровати и мешковатый Трояк, азартно взъерошив на голове волосы:
— Ух, как супом запахло!