— Где вы были?
— У дедушки... — Это, конечно, Андрей. Миколка молчал, как всегда.
— Знаю, что у дедушки. А кто вам позволил?
— Мы по своей инициативе.
Лукия Авдеевна хлопнула себя по бедрам. Нет, с такими воспитанниками рано или поздно, а получишь инфаркт. Тоже нашлись инициаторы...
Долго она отчитывала, распекала их, не давая в оправдание сказать ни слова. Но наконец все же смилостивилась...
— Смотрите же, мальчики, чтоб это было в последний раз, чтобы не было пятна на спальню. Спальня ваша передовая, образцовая и даже была бы самой лучшей в школе, если бы не такие... похожие на вас...
И пообещала проступок их от директора скрыть, при одном, конечно, условии: что ничего подобного больше не повторится.
— А мы сами пойдем к директору, — преспокойно заявил Андрей.
Нет, Лукия Авдеевна абсолютно отказывается понимать этих мальчишек, просто не знает, что за бес в них сидит и все время подталкивает творить глупости. Не пожелав дальше вести разговор, она тут же отправила Андрея в спальню, а Миколке велела явиться в комнату для свиданий с родными.
— Там тебя мать дожидается, — сказала она угрожающим тоном.
Миколка только теперь вспомнил, что у него есть мать. И что она его не забывает. Ничего не поделаешь, надо идти.
Дело на этот раз одними нотациями, поучениями не ограничилось. Миколка вышел из комнаты свиданий красный, как рак, с опухшими ушами.
Он и не пытался оправдываться перед матерью. Одного того, что она не застала сына на месте, было достаточно, чтобы строго наказать его.
С каждым днем все тяжелей становилось Миколке учиться и жить. Учителей слушал он невнимательно, мысленно строил планы на будущее. И только на уроках труда забывал обо всем. Он один из их спальни пожелал работать в столярной мастерской. Конопельский и его друзья предпочитали механическую мастерскую. Поэтому она всякий раз и простаивала, когда они там работали. Не один, так другой умудрялся пережечь пробки. Прекращалась подача энергии, а им только того и требовалось. Затем поднималась такая возня, что пыль столбом стояла, так как преподаватель их надолго куда-то исчезал из мастерской.
В столярке всегда было тихо, спокойно. Вкусно пахло стружкой, клеем и еще чем-то непонятным, неведомым, но таким приятным, что Миколка все время принюхивался к этому запаху и никак не мог им надышаться. Он был просто влюблен в учителя Марата Ниловича, человека еще совсем молодого, спокойного, молчаливого, что не мешало ему хорошо знать свой предмет и всегда находить тему для разговора с учениками. Но урок труда быстро заканчивался, и заливистый звонок призывал на другие дела, менее интересные.