— Вы сами искали дизайнера-реставратора. Я — один из лучших. И вдобавок имею план тайного хода, который достался мне от прадеда. Дом возведен на этом месте не случайно, он накрыл сверху лабиринт, построенный еще в ХVІІ веке. В стенах проделаны проходы к подвалу, библиотеке, двум залам. Узковатые для меня, но Кристинка передвигалась в них свободно. Наблюдала, записывала, фотографировала… все, что здесь происходило.
— Сволочь! Стерва! — госпожа Ольга взбешенно вскочила и тут же, словно споткнувшись, упала назад в кресло.
— От такой же слышу! — нахально парировала Крис.
— Но за-чем… За-чем вы это делали? — взволнованная баронесса Леся даже заикаться начала.
Кристина элегантно ей улыбнулась:
— Собирала компромат. Мы знали, что за этой семейкой есть много такого, что может весьма пригодиться. Да будет вам известно, что Мефодий Свинаренко — мой папаша. Правда, родственные связи разорваны уже давно. Еще с тех пор, как я его покусала. Крепенько. За руку.
Леся Монтаньоль коснулась своей руки между большим и указательным пальцами и вопросительно посмотрела на Кристину. Та іронічно кивнула.
— Так как? — обратился Кинчев к Ольге. — Просмотрим некоторые фото и видеоматериалы? Или так поверите, что доказательств против вас достаточно? Не люблю зря тратить время.
Ольга Владимировна выглядела ошеломленной и лишь растерянно выжала из себя:
— Поверьте, я… Я…
— Вы избавили общество от опасного преступника, поэтому… Мы могли бы закрыть это дело, если договоримся о некоторых условиях.
— Что?! Вы прямо при свидетелях… Мне… Поверьте, это…
Кинчев однако остался невозмутимым:
— Все эти свидетели являются заинтересованными лицами. Если вы примете мое предложение и все условия, вместе мы сделаем очень доброе и полезное дело.
— Доброе дело? — Ярыжская хотела крикнуть, но голос сорвался. — С этими… Потомственными мошенниками?!
— Ну, не будете искать соринок в глазах ближних, тогда и ваше бревно простят, — поучительно сказал следователь. — Люди меняются. Сегодня ночью мне померещился один очень интересный монах. Он так хорошо говорил об этом. О покаянии, о прощении…
Ольга Владимировна побледнела и опустила глаза.
Буруковский прибавил:
— Как писал великий Кант, две вещи наполняют душу всегда новым и все большим удивлением, чем чаще и дольше раздумываешь над ними… — Он сделал значительную паузу. — Это звездное небо надо мною и моральный закон во мне.
Удивленное солнце спряталось за тучу. С крыши начали расти вниз звонкие прозрачные сосульки.
До весны оставалось несколько дней.
Пани Ольга покорно вздохнула:
— Ладно… Какие ваши условия?