— Ну… Не то, чтоб она большая… Но неудобная очень. Деревья, кусты… Легко спрятаться. И гараж огромный. В парке — старая беседка… пока все обойдешь…
— То есть, тут не один человек охранять должен.
— Да. Вот это вы правильно… Тут один не уследит.
— А Ярыжскому вы об этом говорили?
— Да, Игорь Федорович вроде говорил.
— Игорь Федорович — это ваш бригадир? — уточнил Кинчев.
— Да.
— Так что же он говорил?
— Ну, это… Что собак бы неплохо завести.
— И что хозяева ответили?
— Не знаю. Вроде, не хотели…
— Почему?
— Откуда ж я знаю?
— Дежурите по очереди, по одному?
— Да. Но иногда и вдвоем, ночью. Как Афанасьев скажет, Игорь Федорович. Или хозяева. Только сейчас Панчук ногу сломал, так мы пока по одному и ночью. Пока выздоровеет.
— Вас когда сменят?
— В восемь вечера.
— Значит, походим вместе по территории, — Кинчев наконец-то начал есть. Борщ еще не остыл, и он приязненно посмотрел на Щукину, несуетливо, но энергично разливавшую в большие красивые чашки горячий компот.
— Тогда я это… Пойду уже, если вы не возражаете…
Ни Кинчев, ни его помощники не возражали, и охранник Гапченко торопливо запихнул в рот остатки плова, сам отнес тарелку в мойку, стоя возле плиты, быстро выпил компот, и вышел из кухни.
— Нервничает молодой человек, — сказал следователь, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Прямо взвинченный какой-то.
Ставя перед ним плов и компот, Надя Щукина ответила:
— Все мы сегодня нервничаем. Такой день тяжелый, столько переживаний…
Забрала пустую тарелку и добавила:
— Очень Алину жалко. Все ее любили… И вот так…
Кинчев пригласил и Мишу Шермана осмотреть парк:
— Пошли, студент, подышишь воздухом провинции. Исключительно полезный, я бы даже сказал — целебный воздух. Это тебе не столица с ее смогами.
— Да, экологическая обстановка тут неплохая, особенно ощущается отсутствие выхлопных газов.
Они оделись и вышли из особняка через главный вход.
— Темное дело, шеф! — Миша явно решил подражать героям американских триллеров. Но и Кинчев не с дерева слез. В ответ он также блеснул знанием новинок киноискусства:
— Темное — не темное, а разгребать нам, — он даже довольно талантливо изобразил на лице хмурое выражение типичного голливудского шерифа. Так они спустились с невысокого крыльца и направились к сторожке — небольшому кирпичному строению возле приветливо распахнутых ажурных ворот. От дома до них было не меньше пятидесяти метров.
— Жалко, что не я этого охранника допрашивал, — сквозь зубы процедил Миша, и Кинчев ласково спросил:
— Почему?
— Чует моя душа: он это. Девушку замочил.
— А как насчет улик?