Начальство тоже прониклось ситуацией до самых печенок. И с утра успело попортить Кинчеву его печень также…
Виктор достал из пачки сигарету, но не закурил, смял и выбросил в мусорную корзинку. Чувствовал, что сейчас не сможет держать ее одними губами, сжует от досады и злости.
Вообще-то с этой дурной привычкой — курить — следовало бы давно уже расстаться… Вот закончим это дело, тогда… Может быть…
Миша Шерман подшивал в углу архивные документы, опустив голову. Но синяки на лице были все равно заметны. Устроил, умник, вчера вечером самодеятельную засаду во дворе вторично уже обворованных Цокотюх. На этот раз стащили старый мотор от допотопного «Запорожца», который хозяева давно собирались сдать в металлолом. По ошибке, приняв за похитителя, незадачливого студента побил приехавший из областного центра сын гражданки Цокотюхи. И правильно сделал. И Мишенька сам это понимает. И вздыхает над пыльными документами. Скорее всего, злится на себя самого.
Но долго злиться и печалиться практикант не умел. Он уже отложил в сторону неинтересные бумажки — статистику, отчеты. С отвращением полистал учебник по истории мировой культуры, зачет по этому предмету будущий великий сыщик сдать пока не сумел. Поэтому, демонстрируя свою невысокую культуру, начал задумчиво покусывать передними зубами ноготь большого пальца. Наконец не выдержал:
— Так обычно действуют только маньяки.
— Ты о чем? — прикинулся непонимающим Кинчев и недобро прищурил глаза.
— Да про убийства же. Серийные.
— Ты, небось, уже всем однокурсникам раззвонил, что серийные убийства тут расследуешь?
Миша не понял, чем пахнет ледяной тон его временного начальника и добродушна признался:
— Звонить дорого. Я им «эсемески» разослал.
— А как же тайна следствия?
— Много я мог в «эсемеске» написать? — Миша почесал выпирающий кадык. — Кстати, Цокотюха, Надежда Ионовна, все, что нам известно, у забора своего дома соседке рассказывала. Довольно громко и с подробностями.
— Ну-ну-ну, — заскрипел полом, зашевелившийся на стуле Виктор, — что за подробности?
— Да все, что мы и так знаем.
— Михаил, напряги мозги! Всего знать мы не можем. Вспоминай!
Шерман возвел очи к потолку.
— Да вот… Новая уборщица Ярыжских, Дука эта, забыл, как ее зовут… Э-э, Татьяна…
— Ну-ну, продолжай!
— Так она мамашей охраннику Дмитрию Дуке приходится.
— И что?
— И кумой второй уборщице, Татьяне Михайловне.
— И зовут их обеих Татьянами! Очень подозрительно! — Кинчев усмехнулся. Саркастически.
— Не смейтесь, я вспоминаю все подряд… Чтоб новое не пропустить… Самое главное… Бабка убитой заговариваться стала от горя. Всех подряд обвиняет.