Мы предлагаем взглянуть на эту проблему с другой стороны и отметить совершенно новую антропологическую цель работы Фрейда. Практикующий врач, установивший в конкретной личной истории субъекта истоки болезни, методы ее выявления и лечения, включившийся в это лечение, на определенном этапе вынужден попытаться заглянуть дальше, проникнуть глубже в существо субъекта, познать его субъективную сущность, иными словами то, что есть в каждом единственное и неповторимое. И где еще найти подобный объект для антропологического изучения, как не в себе, ведь единственность - это специфическое и неизменное качество самовосприятия? И каким образом еще подобраться к объекту своего "Я" (не так, как делают все исследователи, в известных границах используя традиционные методы самонаблюдения и интуиции, а другим, оригинальным способом), как не высветив себя новым, ярким светом наблюдений, используемых обычно для больных неврозами?
"Я могу анализировать себя, - пишет Фрейд, - лишь с помощью объективно полученных знаний". Но других, в каждый определенный момент, он может анализировать только с помощью субъективно полученных знаний - ив этом роль самоанализа!
Подобно тому, как, будучи анатомофизиологом, он использовал оригинальные способы окраски, чтобы выявлять структуры нервных тканей, Фрейд подвергает психику, психическую ткань неврологической окраске, позволяющей выявлять ее фундаментальные структуры и обеспечивающей самоанализу Фрейда его удивительный ритм, в котором смятение чередуется с ликованием.
Если в конце 1896 года он еще сомневается в наличии у него "невроза тоскливого состояния", в результате которого он "почти потерял голос", то в середине 1897 года, великого года самоанализа, он становится более уверенным в этом. "Я перенес нечто вроде невроза", - пишет он 12. 6. 1897, а 7. 7. 1897 отмечает: "нечто, пришедшее из глубин его собственного невроза". 14. 8. 1897 его предположения становятся еще более недвусмысленными: "Из всех моих больных больше всего занимаю себя я сам. Моя незначительная истерия, очень осложнившаяся вследствие обилия работы, немного ослабла... Этот анализ труднее любого другого... Несмотря ни на что, я считаю, что нужно его продолжать, и что он составляет необходимую промежуточную часть моей работы". 14. 11. 1897 он вновь возвращается к этой теме, полагая, что задача его "самоанализа" заключается в том, чтобы "выяснить, что главное скрыто за границей доступного". "Мой самый важный пациент - я сам". "Мой самоанализ, - подчеркивает он в письме от 3. 10. 1897, - ... предоставил мне самые ценные сведения и доказательства. Порой мне кажется, что я достиг цели...". Ощущение существенного прогресса появляется также в письме от 15. 10. 1897, которое начинается такими словами: "Мой самоанализ - это в настоящее время, действительно, самое важное, и он обещает .иметь для меня огромный интерес, если удастся его завершить...". Эта мысль звучала и в предыдущем письме: "Если мне удастся... побороть собственную истерию". Выразительную картину своих блужданий в попытках самоанализа рисует он в письме от 27. 10. 1897: "Я сам увидел то, что мог наблюдать, изучая моих пациентов; порой я блуждаю, удрученный тем, что ничего не понимаю в сновидениях, образах, состояниях души этого дня, а в другой день, как будто луч света вдруг высветит картину, и я вижу, как события прошлого освещают настоящее. Я начинаю предчувствовать существование главных, определяющих факторов..." И, указывая на решающую роль внутреннего сопротивления, он уже намечает некоторые результаты; "Мне удалось расслабиться". "Я смог кое-что выяснить...". То быстрее, то медленнее, самоанализ Фрейда, оттачиваясь, движется вперед к своему завершению, которое, вероятно, можно датировать 9. 2. 1898: "Я оставляю свой самоанализ, чтобы полностью посвятить себя книге о сновидениях".