– Что я еще могу желать для себя? Оазис для меня одной, вода, где я могу купаться, сколько мне заблагорассудится, тишина и покой, чтобы читать и размышлять… О чем еще можно мечтать?
– И тебя не давит огромное пространство пустыни вокруг?
– Почему оно должно давить? Пустыня – означает, что вокруг нет человеческих существ, и именно они, люди, причинили мне больше всего вреда и боли. Никто не будет беспокоить меня здесь, никто не будет доставать меня – это я тебе гарантирую. А если придут, то я уже подготовилась. Я рассказывала, что мою подругу, с кем мы арендовали одну квартиру, трое типов изнасиловали прямо в лифте, в квартале от Трафальгарской площади? – она разбила два яйца о край сковороды, содержимое сковороды весело зашкварчало. Давид почувствовал, как в животе у него что–то вначале сжалось, а потом распрямилось, и рот наполнился слюной. – Гарантирую, что если спросить тех, кто бьется за выживание в перенаселенных городах, большинство выбрало бы этот оазис. Это можно было бы сравнить с лечением отдыхом, что–то вроде медицинской процедуры.
На что Давид ничего не смог ответить. Обжаренные яйца и ломтики ветчины были выложены на оловянную тарелку, и он накинулся на них с куском хлеба в руках, что Миранда извлекла из алюминиевого контейнера. Она сидела напротив, пила маленькими глотками кофе из чашки и с легкой улыбкой наблюдала за ним.
Когда он закончил есть, предложила ему чашечку кофе и еще одну сигарету.
– Знаешь, чего мне больше всего не хватает? – спросил он. – Моих камер… Нужно было захватить их с собой. Они бы помогли мне убить время, я бы фотографировал ящериц, змей, растения… А телеобъектив был бы вроде подзорной трубы.
Давид замолчал. Миранда также сидела, не проронив ни слова. Закончив пить кофе, смотрели, как сонно покачиваются листья пальм.
– Зачем столько тайн? – неожиданно спросил он. – Я спрашивал себя все это время и не находил вразумительного ответа. Я и сам уже начал думать, что «Группа Черное Дерево» – это что–то… – он засомневался с определением, – что–то нелегальное. Но на самом деле речь идет о предприятии – самом прекрасном и благородном, что когда–либо начатом представителями рода человеческого. Зачем все это держать в тайне, зачем скрывать?
– Благоразумие, – ответила Миранда, задумчиво качая головой. – Тайна – это лишь одна из норм благоразумия… Алек – один из немногих уцелевших из состава «Белого Эскадрона»… А сам «Эскадрон» был уничтожен. Все знали, кто входит в «Эскадрон», знали про его генеральный штаб в Триполи, знали о точном расположении его постов в Тефуса и Биркет… «Эскадрон» был уничтожен после серии вероломных предательств… Лучшие из лучших, самые достойные и благородные, самые отважные, из тех, кто родился в человеческом обществе в двадцатом веке, погибли потому, что не проявили благоразумия, осмотрительности и осторожности. Поэтому, когда Алек решил возродить организацию с похожими целями – «Группу», здесь в Чаде, предпочел, чтобы вокруг появилось множество историй, дурацких и абсурдных, о том, что они занимаются шпионажем, агенты– провокаторы, партизаны и тому подобные глупости.