Русская эскадра отошла и с внешнего рейда долго наблюдала за пожаром, в яростном огне которого «Махмуд» сгорел весь, - от верхней палубы до киля.
На обратном пути отряд Скаловсхого зашел в Акчесар, - городок вблизи Пендераклии, славившийся своей судостроительной верфью. Разведка доносила, что на стапеле верфи стоит уже готовый к спуску фрегат.
Фрегат был расстрелян с близкого расстояния, забросан брандскугелями. Сгорел. И вместе с ним сгорел стапель.
ИЗ «ОБЩЕГО МОРСКОГО СПИСКА»
СКАЛОВСКИЙ ИВАН СЕМЕНОВИЧ
1829 г. Командуя отрядом из 3 кораблей, 2 фрегатов и 1 брига, сжег под крепостью Пендераклия стоявшие на рейде 1 корабль, 1 транспорт и до 15 мелких судов.
Этим бригом с составе эскадры Скаловского был бриг «Меркурий». Так команда «Меркурия» тоже «побраталась» с султаном.
ИЗ РЕЗОЛЮЦИИ ЦАРЯ НИКОЛАЯ I
«Скаловского - в контр-адмиралы. И дать 40 крестьян».
Не каждый день русские корабли топят такого «султана», как в Пендераклии. Тут и крестьян надо пожаловать.
Но так и не стал Иван Семенович Скаловский добропорядочным усердным помещиком. Вскоре после Пендераклии был переведен на Балтийский флот, где командовал I-ой бригадой 3-ей флотской дивизии.
Двадцатого августа тридцать шестого года он скончался.
Гнев султана опаснее извержения вулкана.
Осман- паша, верховный адмирал Порты, и Ахмет-паша, командующий Черноморским флотом, стояли перед Махмудом II, опустив головы. Кожей чувствовали презрительные взгляды везиря и реиса-эфенди [34] . Рядом с ними у стены стоял длинный англичанин, рыжеволосый, с лицом в веснушках, -лейтенант Слэд. Считалось, что лейтенант бросил службу в Англии и теперь просит защиты и службы у Махмуда. Осман-паше было особенно неприятно, что в свидетелях его позора европеец.
- Собаки! - кричал Махмуд на адмиралов. - Я давно говорил о вас: сколько собаку не перекрашивай, она не станет львом!
Ахмет- паша был уже пожилым человеком, жизнь отдавшим флоту. Известие о Пендераклии уложило его в постель. И только приказ Махмуда явиться поднял.
Осман- паше вспоминать не хотелось, как они, два адмирала, пересекали дворцовую площадь. Пробирались, как по просеке в лесу, охваченном пожаром. Шутовской визг, свирепые голоса дервишей, взывающих к расправе, рев толпы, готовой здесь же осуществить суд, -раскаленный ненавистью воздух, которым и здоровому дышать невозможно.
Толпа поносила адмиралов, Осман-паше кричали в спину, что он трусливый пес с поджатым хвостом. А Ахмет-паше даже в лицо: «Ахмет попуджи», «Ахмет-попуджи». «Попуджи» - сапожник. Память людская - скверна незаживающая, язва незатягивающаяся. Стамбул, оказывается, помнил, что адмирал в шестнадцать мальчишеских лет был учеником у сапожника. А какой храбрости можно ждать от сапожника?