– А знаешь, что еще сказала мне миссис Харрисон?
– Нет. Что?
– Она сказала, что это ты спасла Грейс.
Глаза Кэсси раскрылись еще шире.
– Я спасла?
– Конечно, ты. Благодаря тебе миссис Калинг купила Грейс новый велосипедный шлем, и, когда на нее налетел грузовик, этот шлем защитил ее голову от удара. – Взяв Кэсси за подбородок, я заставила ее приподнять голову. – Ты спасла свою лучшую подругу от смерти.
Рот Кэсси округлился маленькой буквой «о».
– Я… спасла… – благоговейно повторила она и снова юркнула под одеяло.
Я поцеловала ее в кончик носа и встала. Кэсси широко зевнула.
– Спокойной ночи, мамочка.
– Спокойной ночи. – Я убавила свет в ночнике и повернулась, чтобы уйти. Я была уже у двери, когда Кэсси снова меня окликнула:
– Ты не бойся, мама. Тебя я тоже спасу.
Я замерла, до боли в пальцах сжав дверную ручку. Перед моим мысленным взором проносились картины одна другой страшнее. Вот мы обе барахтаемся в бушующем море, вот Кэсси пытается вытащить меня, но ей не хватает сил, и мы обе идем ко дну… Едва ли не больше собственной смерти пугала меня прозвучавшая в голосе Кэсси решимость.
Впрочем, на этот раз мне удалось довольно быстро справиться с собственным страхом.
– Спи, Русалочка, – проговорила я. – Увидимся завтра.
Понедельник.
Поздний вечер.
Когда я спустилась вниз, бабушка спала в кресле, укрывшись только что законченным покрывалом. Спицы лежали на приставном столике рядом с пустым бокалом из-под бренди. На коленях у бабушки устроился Фрэнки. Лежа на боку, он с урчанием перебирал лапами, то убирая когти, то вонзая их в покрывало.
Наклонившись, я почесала его за ухом.
– Похоже, мне лучше поговорить с бабушкой завтра, как ты считаешь? – спросила я. Фрэнки заурчал громче и снова вонзил когти в шерсть. Бабушка слегка пошевелилась, ее голова склонилась набок, а брови задвигались, отчего морщины на лбу стали глубже. Интересно, подумала я, что ей снится? Или у нее снова болит голова? Оуэн говорил, что в последнее время бабушка нередко мучается головной болью.
Осторожно, чтобы не разбудить бабушку, я убрала упавшие ей на лоб короткие пряди волос. Она выглядела намного старше, чем я ее помнила. Кожа на ее лице и на руках казалась очень тонкой, почти прозрачной, и под ней виднелись тонкие синеватые жилки. Глядя на них, я вдруг почувствовала непреодолимое желание, которого не испытывала с самого детства, – мне захотелось прикоснуться к ее сознанию, поговорить с ней без слов, обменяться мыслями. На протяжении стольких лет мне приходилось быть сильной ради себя самой, но теперь мне нужно было быть сильной ради Кэсси. Понимание того, что мне неизбежно придется столкнуться с тем, что увидела дочь в моем будущем, – и не только столкнуться, но и ухитриться остаться в живых, – вызвало у меня детское стремление взобраться к бабушке на колени, укрыться в тепле и безопасности ее мыслей.