Так же благодаря сделанному открытию я стал больше использовать новое ненаркотическое, не вызывающее зависимости обезболивающее, которое вводится внутривенно. Ценность этого лекарства, кеторолака – на тот момент оно только-только выходило на рынок, – не столько в том, что оно действует мощнее, чем мотрин (широко применяемое противовоспалительное и болеутоляющее, которое можно купить в аптеке), но еще и в том, что оно подходит для капельницы. Наконец-то у меня появилось ненаркотическое обезболивающее (к тому же не угнетающее дыхания), которое не надо было глотать, и которое обеспечивало мощный болеутоляющий эффект.
Оправдаться за свои былые заблуждения мне позволил случай с другим юношей, страдающим церебральным параличом, которому предстояла операция на связках ног. Мышцы, постоянно пребывающие в напряжении, вызывают сращения суставов, когда колени и щиколотки невозможно развести в стороны, и это сильно осложняет уход за пациентом. Когда суставы расслаблены, пациента проще пересадить из кровати в кресло, легче одевать и мыть, что важно для его родных, медицинского персонала и его самого. Операция по возвращению подвижности суставов достаточно простая и не очень инвазивная, но все равно требует разрезов, рассечения связок и сухожилий, и, соответственно, обезболивания после наркоза.
После операции я стоял возле каталки с пациентом в послеоперационной. Эмоции мои скакали от удовлетворения до злости на себя. Он тоже лежал в «птичьей» позе, с руками возле ушей. Но не стонал. Пациент лежал тихо. Ему не было больно. Но радость от того, что мне удалось избавить его от боли, омрачалась осознанием моей ошибки с предыдущими пациентами, которых я годами не мог понять, чтобы правильно отреагировать на их безмолвные жалобы. Сколько их я подвел!
Люди, неспособные говорить, живут, как тот человек из фильма, не надеясь, что кто-то поймет их страдания. Семьи тоже не всегда понимают их, врачи, как я, боятся переусердствовать с лекарствами. Но я больше не буду пассивным раздатчиком болеутоляющих, зависимым от мнения других людей в своих решениях относительно обезболивания. Отныне я займу активную позицию и буду снимать любую боль, чтобы не допустить таких вот жалобных стонов. Я не стану самоустраняться, опасаясь передозировки, а буду максимально внимателен, стараясь ее избежать. Все эти решения я принял благодаря смельчаку с церебральным параличом, который, сидя в инвалидном кресле, сумел выразить свои мысли и вдохновил ими меня.
Иногда я спрашиваю себя, как грядущие поколения будут расценивать нынешнюю медицину, хирургию, анестезиологию, меня и мои действия как врача. Покажутся ли они им варварскими, как мне хирургия XIX века?