Весь вечер был упражнением по игре в прятки: я прятала от себя собственные чувства И вдруг они вырвались на свет — больше невозможно было скрывать от себя, что я не удовлетворена происходящим.
У меня возникло ощущение, что со мной это уже было. Я быстро окинула свою жизнь мысленным взглядом и поняла: да, со мной это уже было. Со мной это случалось почти каждый день с моим отцом. Я давала ему деньги, ввергая себя в пучину финансового краха. Неудивительно, что вся сцена показалась такой знакомой.
Гас тоже постоянно обращался ко мне за деньгами. И до сегодняшнего дня еще не отдал мне ни пенни. Поначалу я была даже рада ссудить ему десятку-другую, считая, что тем самым я помогаю ему, что я нужна ему.
Осознание всего этого навалилось на меня невыносимой тяжестью. Я была дурой, полной идиоткой. Все знали это, кроме меня самой. Я была мягкотелой. Старая добрая Люси, она так нуждается в любви и добром слове, что готова заплатить за них. Она отдаст тебе все до последнего, потому что себя она ни в грош не ставит С Люси ты никогда не будешь голодным, даже если она сама будет недоедать. Ну и пусть! Кому до нее дело?
Гас был не единственным моим бойфрендом, которого я поддерживала финансово. Большинство моих парней были безработными. А те, которые работали, все же умудрялись постоянно сидеть на мели.
Остаток вечера я провела, как бы со стороны наблюдая за собой и Гасом.
Он напился до полубессознательного состояния. Мне следовало встать и уйти, но я не могла. Завороженная, потрясенная, я смотрела на происходящее, но отвести взгляд была не в силах.
Гас обжег меня сигаретой и даже не заметил этого. Он опрокинул на меня свою кружку с пивом и тоже не обратил на это внимания. Он нес всякую чепуху, начинал какую-нибудь историю и забывал закончить ее, что было, в общем-то не важно, поскольку разобрать, что он бормотал, было почти невозможно. Он завел беседу с парой, сидящей за соседним столиком, и не оставил их в покое, даже когда стало очевидно, что его приставания раздражали их. Потом он вынул из кармана пятифунтовую банкноту (хотя раньше утверждал, что у него денег нет) и крикнул несчастной паре: «Идите сюда! Я покажу вам фотографию моей девушки! Ей тогда исполнился двадцать один год. Красавица, а?» Совсем недавно подобная выходка вызвала бы у меня гомерический хохот. Теперь же мне было стыдно за него и, в конце концов, просто скучно.
Чем сильнее он пьянел, тем больше я трезвела. Я почти ничего не говорила, но он или не замечал этого, или ему было наплевать.
Неужели он всегда был таким? Ответ был: конечно же да. Это не он изменился, а я, и стала смотреть на все иначе.