– А почему манекенов восемнадцать? Это типа восемнадцать лет правления Боткина? – спрашивала я и, не дождавшись ответа, говорила: – Слушай, все это ужасно весело, конечно. Но и опасно ведь. В смысле, для тебя. Специалистов такого профиля не так уж много. И все знают, что ты дружишь и работаешь с гиперреалистами. Если бы я была «товарищем майором», я бы первым делом за тебя взялась.
Саша пожала плечами:
– Они и взялись, только у них ничего нет.
– Почему?
– Потому что выкинуть на свалку шестнадцать манекенов – это не преступление. Даже на хулиганство не тянет. – Она улыбнулась. – Расслабься, мы не делаем ничего незаконного.
«Мы». Я заметила эту оговорку. Она никогда не считала «Графтом» себя, для нее это был скорее символ – мы все, несогласные, были Графтом. Во всяком случае, именно так я поняла это ее «мы».
– К тому же, – добавила Саша, – полицаи утаили от журналистов всю информацию: в кармане у каждого манекена было еще кое-что.
Я вопросительно посмотрела на нее.
– Капсулы с гепатопротекторами, – сказала она.
– Зачем? – спросила я.
В то время метафора «президент – гепатит» еще только начинала набирать обороты. И следующая работа Саши – подписанная, разумеется, именем «Графт» – окончательно закрепила эту метафору в умах людей. Но для этого ей нужны были таблетки.
На них-то мы и погорели.
* * *
Саша редко и очень неохотно говорила о прошлом: иногда мне казалось, что даже сама фраза «А помнишь?» доставляет ей дискомфорт. Возможно, отчасти и поэтому мы так легко с ней ладили и находили общий язык: мы с одинаковым презрением и недоверием относились к прошлому. И все же, как ты понимаешь, избавиться от него невозможно – оно повсюду.
У Саши была эта, прости-господи, татуировка на левой лопатке – желтая лилия, небольшая, я могла полностью накрыть рисунок своей ладонью. Саше не нравилось, когда я прикасалась к этой лилии, словно мое прикосновение как-то нарушало ее личное пространство, пространство ее прошлого.
Татуировку эту она постепенно «исправляла» – ходила в салон к знакомому тату-мастеру, и он поэтапно превращал лилию в какой-то абстрактный рисунок в стиле Эшера. Работа непростая, да и у Саши времени свободного было немного, поэтому процесс «исправления» затягивался.
Тату-мастера звали Измаил – огромный такой детина, черная борода лопатой, на лысине – татуха в виде лабиринта, кулаки размером с арбузы, рост такой, что с трудом проходит стандартный дверной проем – приходится наклоняться. Тело его почти целиком (на девяносто один процент, уточнял он) покрыто татуировками – в общем, выглядит как типичный стереотипный татуировщик из голливудского фильма. Но был один нюанс: на стене в его салоне, кроме гарпунов, огромных акульих челюстей и прочих атрибутов «Моби Дика» (салон был целиком и полностью стилизован под таверну из романа Мелвилла), висел красный диплом мединститута.