Центр тяжести (Поляринов) - страница 201

– Итак, записываем через – три, два, один.

Камера пишет, софиты светят, Боткин потеет.

– На чем я остановился? – спрашивает он.

– Патриотизм, – говорит Молчанов.

– Патриотизм – верность своим корням, своей крови, совей земле. Тьфу! Своей, своей земле. А не совей. Давайте переснимем.

Кандидат говорит медленно. Теперь, после ремарки про «моргания» все присутствующие в комнате, включая ведущего, заняты только одним – считают, сколько раз в минуту моргает человек в кадре, укладывается ли он в «норматив», в двадцать раз. Судя по медленной, путаной речи Боткина, он тоже считает. Его терпение на пределе. Молчанову кажется, он слышит, как медленно, со скрипом, вращаются перегретые от постоянного подсчета моргания шестеренки в голове у министра.

– Что вы считаете самым страшным грехом? Какой поступок вы не могли бы простить?

– Предательство. – Боткин отвечает без паузы, он даже не пытается скрыть тот факт, что знает вопросы заранее. – Знаете, у Данте Аль… аль… как же его звали?

– Стоп!

– Гриша! – Кандидат смотрит за спину ведущему, туда, где стоит помощник. – Почему я не могу сказать просто «Данте»? Зачем мне нужно говорить его фамилию? Ведь все знают, кто такой Данте!

– Это часть борьбы за аудиторию, – отвечает Гриша. – Если в разговоре кандидат проявляет энциклопедические знания, это повышает его рейтинг среди представителей среднего класса.

Боткин раздувает ноздри и морщится, словно почувствовал запах дерьма.

– Какое мне дело до этого вашего среднего класса? Я – с народом.

Гриша что-то бубнит в защиту среднего класса, ссылается на статистику. Боткин массирует переносицу.

– Ну ладно. Как его там зовут? Алигери?

Гриша произносит по буквам:

– А. Л. Мягкий знак. И. Г. Е. Р. И.

– Алигери?

– Нет, не совсем. Мягкий знак после «л».

В течение минуты вся съемочная группа хором пытается научить кандидата правильно произносить фамилию итальянского поэта, но – тщетно.

– Гриша, блядь, короче, я просто скажу «Данте». Идите на хер со своим мягким знаком. Правитель должен быть твердым, никаких мягких знаков.

Помощник испуганно смотрит на Боткина, он так обильно потеет, что не только рубашка, но и пиджак на спине уже промок насквозь – между лопатками у него настоящая клякса Роршаха.

– Запись через три, два… – На камере зажигается красная лампочка.

Молчанов продолжает задавать вопросы. И тут начинается самое интересное: до людей в студии постепенно доходит, что ведущий отклонился от сценария. Он задает не те вопросы, всячески пытается вывести кандидата на настоящий диалог. Студия медленно, словно нервно-паралитическим газом, наполняется тревогой. Боткин пытается скрыть шок, взгляд выдает его, на лбу выступают крупные капли пота.