В вагоне Сергей хмурился, почти ни с кем уже не старался заводить разговоры. Он считал, что ему не повезло с попутчиками. В других вагонах много студентов, там весело, они не замечают километров. А в его купе два молчаливых старичка и еще один, тоже немолодой, с быстро бегающими, выискивающими глазами; он все время где-то пропадает, а если иногда и появляется в купе, то говорит только о самых яблочных городах Украины — Бахмаче и Миргороде, где он сможет «как следует подзагрузиться».
В памяти всплывали недавние дни работы в поле. Вспомнился один обеденный перерыв, когда девушки попросили его прочесть стихи. Он ясно видел застенчивую Катю, внучку чудаковатого деда Ермоленко, осиротевшую в годы войны. Видел чистый блеск ее широко открытых глаз, ровные частые зубы. Она слушала и не замечала, что на нее смотрят подруги, не обращала внимания на недовольное покашливание тракториста Федора Каплунова. Сергей не заговорил с ней ни разу до самого отъезда, но после этого ему как-то легче работалось и в поле и над начатой летом поэмой. Глядя сейчас в потолок вагона, он видел и благодарный прощальный взгляд друга детства — Феди Каплунова.
Наташа… Помнил он о ней или не помнил все это лето?.. Хотел написать. Несколько раз хотел написать. Но зачем?..
Его размышления прервал «подзагружающийся» попутчик, попросивший помочь ему снять с багажной полки большой тяжелый чемодан. Сергей неохотно поднялся и помог. На его вопросительный взгляд тот деловито пояснил:
— Перетащу в другое купе, на случай ревизии.
Сергей улыбнулся, с наигранной наивностью спросил:
— Зачем вам столько яблок?
— А вы, молодой человек, бывали северней Москвы? — ответил тот вопросом на вопрос.
— Нет.
— То-то оно и видно. Хорошие места. Лесные. Болотные. И люди там задирают носы навстречу южным поездам. Яблочный аромат вдыхают. И с удовольствием платят, когда этот аромат им в руки…
Сергей молча шагнул к окну и резким рывком опустил стекло.
— Душно у нас что-то.
Уловив понимающие улыбки молчаливых стариков, он вышел из купе. «И вот такая жаба, наверно, — думал он про спекулянта, — объяснялась когда-то в любви… Пойду покурю».
В тамбуре пусто. За окном пасмурный день. Вторая папироса давно была выкурена, но Сергею не хотелось возвращаться на свое место. Вглядываясь в мелькающие сизо-зеленые леса и пролески Средней России, кое-где просвеченные первыми желтыми листьями, он на какое-то время забыл о своих попутчиках. Настроение у него совсем поправилось, когда поезд вырвался на широкую ровную степь; на далеком восточном горизонте он увидел рыжеватую тучу, освещенную заходящим солнцем. Он достал записную книжку и, отыскав белую страничку, отметил на ней дату, место, детали увиденной им нечасто встречающейся в природе картины. Затем спрятал записную книжку и, оглядевшись, как бы кто ни услышал его, прислонился к стеклу и задумчиво прочитал: