И невозможное возможно,
Дорога дальняя близка,
Когда мелькнет в пыли дорожной
Мгновенный взор из-под платка.
Подступала, прояснялась и тревожила интонация и своего нового стихотворения. Он часто слышал, что стук вагонных колес многим поэтам подсказывал ритм зарождающихся поэтических вещей. Но ему этот стук как раз наоборот почему-то мешал: мелькающие за окном неоглядные дали родной земли от него требовали сейчас задумчивого спокойствия, чистого звона затерянных в лесных оврагах ручьев…
* * *
Приехав в Москву, Сергей переоделся и позвонил Наташе. Четвертый, пятый гудок в трубке, но никто не подходит. Он знал, что телефон квартирный, в коридоре, и потому решил дождаться семи-восьми гудков. Наконец кто-то снял трубку, и он услышал вначале прерывистое дыхание, затем какое-то мягкое, испуганное «да-а» и сразу же узнал ее.
— Что с тобой, Наташа? Ты бежала?
Она тихо засмеялась.
— Ага, бежала, Сережа… Здравствуй.
Сергей помолчал. От ее картавящего, журчащего голоса у него тоже захлестнулось дыхание, стало тепло на душе. А в трубке совсем тихо:
— Я тебя вижу, Сережа…
— И я тебя… Мы встретимся?
— Когда?
— У нас в институте вечер лирических стихов. Через час буду ждать у входа.
— Жди. Жди… Я не хотела было подходить к телефону. Знала, что ты… Но потом… Словом, жди.
Они встретились, когда вечер уже начался. Во дворе института было пусто и темно. Он обнял ее, но она загородилась рукой от его поцелуя. А потом вдруг сама в щеку поцеловала его.
Конференц-зал был переполнен. Выступали студенты разных курсов, но тон вечеру задавали новички…
Сергей по своему опыту знал, что в первые дни учебы слишком уж много думается о собственной необычности: как-никак из всех республик страны, вместе со студентами из других стран — на первом курсе всего лишь тридцать человек. И ты один из этих тридцати. Он знал также, что такие настроения, как правило, живут до первых семинарских «веничков», когда после обсуждения всего написанного тобой вдруг начинаешь осознавать, что ты пока лишь самый обычный начинающий, обещающий. И тебе только лишь казалось, что ты уже гордо въехал в литературу на белом коне. Зато на следующий год ты уже можешь смотреть с чувством превосходства, к которому примешивается какая-то участливая, почти братская жалость, на величественно расхаживающих по коридорам института новичков.
Но последние два набора… Нет, они решительно не хотели признавать эти давние традиции. Правда, не все — большей частью вчерашние школьники. Самыми рьяными из них были второкурсники Семен Железин и Елена Куталова.