Всех, кто не мирился с ними, они называли завистливыми дубами, сочиняли каламбурные частушки о том, что нельзя к Парнасу дубу перебраться, были вездесущими и вездеслышимыми. И создавалось такое впечатление, будто их очень много, непостижимо много. Их попытались по-дружески пожурить на собраниях, но они сразу же начали кричать повсюду о гонении на думающих лириков.
К удивлению Сергея, с этими студентами постепенно стал сближаться поэт Виктор Вершильский, с которым он долгое время жил в одной комнате. Они, кажется, неплохо понимали друг друга в своих взглядах на жизнь и творчество. Сергей перевел на русский язык его хорошую поэму о силезских рабочих. Перевод похвалили на семинаре. Но потом Виктор все реже и реже стал делиться с ним своими планами; когда встречались, он вечно куда-то торопился, нетерпеливо играя «молнией» на пухлой желтой папке.
Сейчас Вершильский читает свои стихи, судорожно вцепившись пальцами в красное полотно, покрывающее небольшую трибуну, бегает глазами по сторонам, как будто торопится поскорей уйти из этого зала, от всех внимательно слушающих его здесь людей.
Сергей почти не слушает стихи, раздумывая над все более заметными переменами в Викторе. «Что с ним? Почему он так снисходительно смотрит на затемненные ряды?.. Или, может быть, я слишком пристрастно сужу о нем только потому, что он обходит меня?..»
Его размышления прервал удивленный шепот Наташи. Она попросила его наклониться к ней.
— Сережа, скажи, у вас все вот такие… — она помолчала и тут же закончила с легким присвистом в шепоте: — …фифы, — и кивнула в сторону сцены.
Сергей поднял голову, понимающе улыбнулся: Вершильского сменила Елена Куталова. Облокотившись, она читала трескучим простуженным голосом, без конца теребя ниспадающие на щеки рыжие, словно обсосанные клочки волос. Глаза заискивающе бегали по рядам. А строки стихов вкрадчиво расползались по тихому залу.
…От продрогшего города
Ничего мы не ждем.
Все размыто и вспорото
Позапрошлым дождем…
Сергей недовольно заерзал в кресле. Хотелось громко, во всеуслышание возразить Куталовой, но сказал только Наташе:
— Я бы на ее месте назвал это «Насморком», — вдруг голос его смягчился. — Нет, Наташа, не все у нас такие.
— А что вы им говорите на семинарах, в общежитии? Ты, например?
— Я?.. — Сергей недоумевающе приподнял плечи и неопределенно ответил: — Говорим каждый по-своему…
Ему припомнилось, как прошлой зимой, в дни каникул, с командировкой от журнала «Техника — молодежи» он побывал в маленьком, заваленном снегом городке над Десной и как совершенно неожиданно встретился в нем с этой самой Куталовой. Ее мать, работающая там администратором гостиницы, обнаружила в паспорте штамп института и сразу же заинтересовалась Сергеем. Человек ведь учится вместе с ее Елей, надо пригласить к себе в дом, расспросить подробней, потому как Еля вечно занята своими стихами и сердится, когда ее отвлекают ненужными вопросами. Встретившись с этой добродушной, словоохотливой женщиной, Сергей из вежливости сказал, что — как же! — знает такую, хотя имел еще слишком смутное представление о первокурсниках. И уже на следующий день, кончив работу, мать Куталовой зашла к Сергею, увела к себе.