Дом Куталовых стоял в каких-нибудь двадцати метрах от крутого деснянского обрыва, фасадом к реке. Старый, деревянный, немного скошенный в сторону города, оторванный от улицы. Казалось, будто он когда-то убегал от нее и, взобравшись на пригорок, увидев перед собой обрыв, отшатнулся, попятился да так и застыл в немом оцепенении. Испуг этот пришелся не по душе хозяину, и он поставил две крепкие рельсовые подпорки: нечего, мол, бояться реки, она своя — накажет и помилует.
Когда вошли в дом, хозяйка, осторожно ступая по пересохшему скрипящему полу, направилась к двери боковушки и, робко постучав, спросила: «Елечка, к тебе можно?» Дверь резко распахнулась, и Елечка, узнавшая Сергея, бросилась мимо матери к нему. Приподнявшись на цыпочки, она звонко и горячо поцеловала его разрумяненную от ходьбы и колкого ветра щеку. И тут же засуетилась, сняла с него пальто, шапку, передала все матери и, усадив за стол, села сама напротив, радостно заглядывая ему в глаза.
— Каким это ветром тебя занесло в нашу «однообразную красивость?» — И, не давая ему отвечать, продолжала засыпать такими же, не требующими ответа, вопросами: — Надолго?.. Ты, конечно, пойдешь со мной на Десну. На коньках ведь бегаешь?.. Звала сюда Сеню Железина, не приехал, побоялся, что жена обидится. Глупый, правда? Мы ведь с ним друзья.
Мать не вмешивалась в разговор, сразу же пропала на кухне, звеня там кастрюлями и сковородками. Только однажды, когда, видимо, уже приготовила ужин, заглянула к ним и спросила: «Елечка, может, подождем отца? С минуты на минуту должен прийти». Дочь, не оглядываясь, согласно кивнула и снова занялась Сергеем.
Вскоре и в самом деле появился отец. С его приходом залитые тусклым предвечерним светом вещи, стены, окна комнаты как бы оживились, встрепенулись и потеряли свою первоначальную уютную угрюмость. Он снял большие кожаные рукавицы, похлопал ими и бросил на диван. Затем подошел к поднявшемуся навстречу Сергею, властно пожал его руку.
— Слышал, слышал, — бархатным, роскошным басом загремел он, отпуская руку. — Мать вчера известила о тебе. А ты и взаправду хороший из себя, не красавчик. Такого бы Ельке нашей…
— Папа! — обиженно вспыхнула дочь.
— Шучу, понимаешь ведь, а хорохоришься. — Он повернулся и шагнул к вешалке, на ходу окликнув жену: — Надя, накорми нас!
Когда все четверо сели за стол, Куталов снова обратился к Сергею:
— Стало быть, понаблюдать к нам? Что ж, можно. Живем не хуже других. Увидишь. А захочешь на земли наши посмотреть, приходи ко мне, захвачу на свой паровоз.
— Вы машинист? — Сергей отложил ложку.