Рано или поздно…
– Что?
– А? – Гефест царапает чашу заскорузлым пальцем. Ковку оценивает.
– Рано или поздно – что?
– Владычеству Зевса конец. Рано или поздно. Есть тот, кто сможет свергнуть его. Прометей знает, кто это…
– И?
Гефест только отмахнулся крепкой, привычной к молоту лапищей. Знает – и не говорит. Мало того, что не говорит – так он и в будущем не скажет. Кузнец, конечно, ходил… пытался уговаривать… толку-то? Упрямства в Прометее всегда было больше, чем здравого смысла. Едва ли годы в бездне могли его изменить.
– А отец послал орла. Своего орла. Чтобы он каждый день выклевывал Прометею печень. Каждый… – лицо кузнеца дернулось. – А за ночь она будет отрастать. И так изо дня в день.
Зевс или не мог придумать другую казнь, или решил, что Прометей должен разделить участь брата-Менетия. Ну, хоть орла послал, не грифов.
– …изо дня в день. Пока он не скажет. Или пока отец не выдумает еще какой-нибудь муки…
Воображаю, что стало с младшим, когда он услышал об этом пророчестве. Метиду он проглотил в дурмане Лиссы, но ребенка Метиды собирался истребить без всякого безумия – едва только прозвучало извечное «тебя свергнет сын». Теперь вот – снова. Только Зевс уже не юнец, а когда покушаются на трон Владыки…
– Хочешь – расскажи ему, – заглянул Гефест в глаза. – Расскажи отцу. Или Гермесу: это одно и то же. О том, что я причинил вред твоей вотчине, а мог бы – Олимпу. О том, что тебе… – он кивнул на мою скулу, украшенную отметиной. – А мог бы – ему. Может, он повесит меня рядом с Прометеем. И я разделю муки друга. Может, мне не придется… а!
И снова вцепился в чашу, будто тонущий – в спасительный канат с борта корабля.
Не придется раздираться между искренней любовью к другу и такой же искренней – к отцу.
Дурак ты, кузнец, что мне еще тебе сказать. Послушал бы хоть Ананку, что ли – вот же она, мудрая:
«Горе богам, любящим искренне…»
Я подвинул блюдо обратно – на столе еще коростельки остались. Нежные, косточки на зубах хрустят. Выздоравливающему такая пища в самый раз.
– Рассказать о чем? В моей вотчине случаются непорядки. Бывает, Геката прольет что-нибудь в свою трясину – стигийские бесятся…
Гефест глазел, как тень, отправляемая в Элизиум.
То есть, если бы тени знали, что такое на самом деле – Элизиум.
– Зачем тебе…
– Я привык выносить приговоры, знаешь. И я считаю: за глупость нужно карать. Возвращайся в свои кузницы. Лобызайся с Афродитой в отсутствие Ареса, – кузнец вздрогнул, будто я плеснул ему в лицо еще бочку ахероновой водицы. – Куй оружие и игрушки, строй дворцы. Улыбайся Зевсу. Улыбайся ему пошире, а то он подумает, что пророчество о тебе.