– Ты не пьешь, царь мой? Почему же?
Я отшвырнул чашу с такой силой, что она разлетелась в щепки. Душистый отвар окропил стену, аромат свежести и сладости повис в воздухе, наполнил грудь, и в какую-то секунду я увидел…услышал…
«А-а-а… Владычица… не на-а-а-адо…»
«Лежать, тварь! Это у тебя получается лучше всего. Сколько раз ты была с ним?!»
«А-а-а, я всё сделаю, только дай жить… дай мне жить…»
«Чтобы ты могла тащить на ложе чужих мужей?»
«И-и-и-и, нет, это все он… он! ты же знаешь, ты знаешь его, а я уйду, я скроюсь, меня Гелиос не увидит и Борей не отыщет, я скроюсь, только не надо… только дай мне жить…»
«Да. Я дам тебе жить. Вечно».
Я могу поклясться: сейчас у нее такой же взгляд и такая же улыбка, как когда она произносила это свое «Вечно».
– Она не сразу поняла, – шепот чуть слышный, такой же сладкий, как и аромат от отвара. – Она и превращаться стала не сразу. Сначала волосы. Потом ноги. Вот руки почему-то превращались медленно. Она еще кричала, когда из пальцев прорастали темно-зеленые листья. Растение назовут ее именем – Минта. Не знаю уж, какие в ней свойства, но может, лекари будут собирать как траву для мужчин…
Моя левая рука невольно дернулась – размахнуться, но за секунду до того острый кулачок с размаху впечатался в грудь.
Теперь ее глаза не были двумя остриями – горели как Флегетон. Только его воды не бывают зелеными.
– Тебе было мало? Мало меня?! Захотелось разнообразия, как Зевсу? Можешь пойти и полюбоваться на свою нимфочку – если, конечно, среди трав отыщешь. И со всеми остальными – слышишь, с каждой! – будет то же самое. С каждой, слышишь?! Можешь карать меня, но – с каждой! И если ты хотя бы попробуешь… посмеешь…
Слова тонули в моих поцелуях, отпадали ненужной шелухой, спадали, как одежда в ночи, оставляя обнаженные смыслы. Для слов больше не было места между нами, между нами ничему больше не было места… и упало только две фразы – много позже, вылепившиеся, словно статуэтки из глины, из рваного дыхания, шороха сминаемой ткани, звуков прикосновений губ – к губам.
– Скажи… скажи, что я лучше ее… скажи мне…
– Лучше всех.
Свежий аромат нового растения минта[2] обиженно впитался в стены, не желая присутствовать в спальне Владык этой ночью.
– Афродита красивее меня, – сказала Персефона наутро. Она рассматривала черепаховый гребень с отделкой черненым серебром – изящная вещица, явно подарок Афродиты.
– Она скучная, – отозвался я, потягиваясь.
– Афина умнее и лучше владеет оружием.
– И никто не понимает, почему она носит пеплос, а не мужской хитон.
– Артемида прекрасный стрелок.