— Кешка, залаживай!
Когда захлопнулась дверь, Антон стал что есть силы бить кулаками и коленками в запертую дверь.
— Отдай!! Отдай!! — вопил он исступленно. — Деньги отдай!.. Мои кровные отдай!..
Голоса, шумя и пересмеиваясь, удалялись.
— Так твою так… вот это — встретили! — вздыхал Ванька, щупая затылок.
— Ах, обить твою медь, — подхватил и Тюля.
Лицо Антона вдруг помертвело.
— Ребятушки… Смерть… — Антон с размаху сел, словно ему перешибли ноги, свесил на грудь голову и распластался на полу.
— Воды давай! Тащи к окошку! — суетился Лехман.
Андрей-политик, уставив в решетчатое окно голову, пронзительно кричал:
— Эй, эй… Отопри!.. У нас человек помирает!..
Но кругом было тихо. Лишь вдали наигрывала гармошка и выводили песню два мужских голоса: на лугу у речки собиралась молодежь.
Дедушка Устин, сгорбившись, петухом наскакивал на мужиков, сидевших на завалинке:
— Ограбили — и квиты?! Ах вы, непутевые!
— Иди-ка, дедка, иди! Вот тебе на церкву две красных… и проваливай… — сказал Обабок.
Он вытащил из кармана горсть денег и отсчитал трешками, выбирая самые старенькие, двадцать один рубль.
— А достальные возворотите, грех… По правде надо.
— Ну, ладно, возворотим… Проходи!
Устин строго посмотрел на мужиков и пошел к часовне, устало переставляя согнувшиеся в коленях одеревеневшие свои старые ноги.
А мужики разделили по пятерке на дом, остальные решили в пропой пустить: гуляй вовсю, на неделю хватит.
Девчонка Акулька тем временем прибежала к избе старосты Прова и, запыхавшись, крикнула:
— Тетынька Матрена, а у бродяг-то деньги…
— Врё… Много?
— У-у-у, папуша… Вот подохнуть… Мужики за вином побегли.
— Врё?..
— Вот подохнуть…
И припустилась рысью сказать мамке, чтоб пятерку у тятьки отняла: пропьет.
Бородулин чайничал у Матрены. Не дослушав Акулькиной речи, вскочил, табуретку опрокинул, сорвал с гвоздя картуз, — да на улицу:
— Это мои, обязательно мои…
А в ушах его шум гулял, болезнь из головы выходила, и в этом шуме грезилось: «Деньги найдешь, — быть»…
И, не спрашивая встречных, — сами ноги несли, — спешил к той заветной, пьяной завалине, где ходила уже чарка зелена вина.
— Братцы, у меня деньги пропали!
Точно бичом хватил: чарка остановилась, Обабок сразу присел на луговину, все затихли и, разинув рты, смотрели на Бородулина.
— Какие, Иван Степаныч, деньги, когда? — притворчиво спросил Цыган.
Бородулин все подробно рассказал: как с топором бежал по улице за жуликом, как в волость ездил, и про видение сонное в тайге: денег не жаль ему, лишь бы вора изобличить, только бы найти разгадку сну.
Мужики смотрят на него, дивятся: заикается Бородулин, руками машет, не в себе.