Мы встретили их сразу же, едва прошли коридор до конца. Они вышли одновременно со всех сторон — Михаил свет Юрьевич, Павлюк Ператрус, Рыгор-от-трактора-мотор… Виталик, Тимур, и поп в длинной чёрной рясе, и какие-то незнакомые мне люди с лицами едоков разогретой в микроволновой печке шаурмы, и госпожа Ацтекская, и Женщина в зелёном, и все, все, все, их сотни, тысячи, миллионы, и я не знаю, как их всех зовут, но они живут вокруг нас, и другого человечества у меня для вас нет. Их не так уж трудно запомнить, они люди и иногда женщины, хотя не всё так однозначно, и если бы у меня спросили, люблю ли я их, наверное, я бы ответил: люблю, ведь у каждого из них своя история, а мы, минчане, любим истории, любим — но не хотим рассказывать, потому что вдруг обидится кто — а нам будет неловко.
Сотни, тысячи, миллионы мирных людей. Граждан Страны Замков, Российской Федерации и Евросоюза.
Правда, Кунце и Шпецль держались поодаль. Они отыскали в штабе Босой свои телефоны и теперь озабоченно озирались вокруг, выискивая, где бы их подзарядить.
У других же были свои, не менее важные заботы. На их лицах было бесконечное разочарование.
В глазах их застыл нереализованной подвиг — а разве есть на свете более героический подвиг, чем найти виновного и наказать его. Девки исчезли, растворились в ночи, и никто не знал, где их искать. Как сквозь землю провалились между корней истории, в гравий, туда, где берут своё начало все непобедимые сорняки.
Босая положила Фаллический Символ на парапет. Михаил Юрьевич одобрительно улыбнулся и забрал его, передав попу.
«Вот и всё», — вздохнула жена Виталика и тут же покраснела, спряталась за спиной мужа.
«Как ты, сынок, — спросил у меня Михаил Юрьевич. — Ну, не сцы, видишь, всё кончилось, она тебя больше не тронет. Элегантная победа, а?»
«Ну что, надо передать на волю, что мы сами тут всё решили, — весело потянулся всем телом Виталик. — Отдадим эту ведьму кому следует — и по домом. Блядь, я живой… Не верится даже».
Павлюк и Рыгор подошли к Босой и пощупали её, каждый с нервным смешком. Смешок Рыгора был большой и толстый, он забрался Босой под белое платье, начал щекотать её, а смешок Павлюка был холодный и тонкий, и расплылся на платье Босой жирным скользким пятном.
Босая и бровью не повела. Она смотрела на них и улыбалась.
«Нет, ну правда ведьма, — сказала какая-то русская женщина и сплюнула с уважениемм. — Откуда такие берутся. Глаза как у кошки».
«Как у мухи, скорее, — сказал её спутник. — Страшная, грязная, как бомжиха. И это — женщина… Гений чистой красоты…»