Лев Николаевич в каждом изделии видел результат человеческого труда и потому был столь чувствителен к расходованию любого продукта. Он постоянно просил членов своей семьи бережно относиться к каждой вещи, созданной трудом человека. Он не раз говорил Софье Андреевне, что следовало бы сократить количество блюд, подаваемых к обеду, хотя бы наодно,— вместо четырех блюд подавать три. Свои же собственные расходы Толстой довел до такого минимума, дальше которого идти уже было некуда.
СТО ВАРИАНТОВ
Толстой придавал большое просветительное значение составленным им сборникам «Круг чтения», «На каждый день» и «Мысли мудрых людей».
К сборнику «Мысли мудрых людей» Лев Николаевич задумал написать краткое предисловие.
Известно, как старательно работал Толстой над текстом своих произведений.
Но тут, кажется, он превзошел самого себя: существует около ста переписанных мною вариантов этого предисловия. Я видел на его лице явное смущение, когда он передавал мне очередную рукопись предисловия, всю испещренную помарками, поправками, дополнениями.
— Чувствую, что, кажется, начинаю портить... — однажды сказал он мне.— Не надоело ли вам?..
Его старания доводить свою мысль до максимальной ясности и доступности не давали ему покоя. Поэтому он не любил перечитывать, да почти никогда и не перечитывал свои прежние, давно вышедшие из печати произведения. Для него перечитать свое произведение значило исправить его, а так как исправлять было незачем, то он и не перечитывал их.
ПОДДЕВКА
Лев Николаевич обычно ходил в недорогих старых брюках, летом заправленных в легкие сапоги, а зимой — в валенки. Зимний костюм Толстого был настолько беден и прост, что его в этом костюме издали невозможно было отличить от крестьянина. Особенно же когда на нем был старый полушубок, голова обвязана башлыком, борода засунута за воротник, а на руках — самые обыкновенные крестьянские рукавицы.
Толстой почти всегда носил длинную, широкую, с карманами блузу — ту самую, что позже вошла в моду под названием «толстовки». Она была очень старая, эта «толстовка»,— Лев Николаевич редко надевал что-либо новое.
Однажды Софья Андреевна справила ему легкую домашнюю поддевку. Лев Николаевич ее надел и, видимо, остался доволен: она шла к нему. Но как-то Софья Андреевна вздумала сказать гостям: «Лев Николаевич думает, что это так просто дается, легко... А ведь материал стоит столько-то, портному уплачено столько-то» и т.д.
Больше Лев Николаевич этой поддевки не надевал.
«МЫШИ ОСТАЛИСЬ БЕЗ КОТА...»
За свою долгую жизнь мне приходилось бывать на обедах в самых различных домах. Но ни в одной семье обед не был «насыщен» таким значительным содержанием, как в доме Толстого. Если бы удалось полностью записать все, что рассказывал Лев Николаевич хотя бы во время одного обеда, что было делом весьма нелегким, мы получили бы подлинно художественное произведение глубокого философского смысла.