Лук согнут, и лучник изо всех сил натягивает тетиву, а потом, хорошо нацелившись, отпускает стрелу на волю. Есть странный, напряженный момент, когда рука уже не в силах тянуть и ничего не остается, как отпустить; поэтому лучник должен знать, что идет за чем, иначе испортит выстрел и сам покалечится. Я об этом думал, пока мы выступали почти совсем ровными рядами по следам наших разведчиков-кроу. Поймал-Коня-Первым – хитрец, и нам непросто будет отыскать его и отомстить его душе. Сержант считал, что по праву именно те, кто год назад нашел убитых, должны сейчас отправиться на поиски деревни. Калеб Бут тоже был среди нас, как воскресший Христос. За это время Калеб отрастил большие усы и обзавелся маленьким сыном от красивой индеанки-сиу, причем из племени оглала, и мне кажется это странным. Наверно, любовь умеет подшутить над историей.
Этот год не прошел незамеченным для сержанта. Несмотря на свою молодость и невежество, мы знали, что сержанта подтачивает не только возраст. Он стал тощий, как сухая ветка. Его прежнее тело поусохло, и даже воинственные разговоры сошли на нет. Человек, которого я считал чудовищем и злодеем, стал в моих глазах другим. Повадки у него были грубей Черных Холмов, а мозг пуст – там остались только приказы, выпивка и курево. Все, что он говорил, было приперчено сквернословием. Но это лишь наружность. Заглянув внутрь, можно было увидеть другое – не скажу, что розовый сад, но некую странную тишину, которой я со временем научился восхищаться. И даже наслаждаться – так что порой я сознательно искал общества сержанта. Он муштровал нас на раскаленном летнем плацу, словно хотел, чтобы американское солнце сожгло нас, как костер листья. Он был жёсток и жесток, если кто-то неправильно понимал приказ или поворачивал направо, когда команда была налево. Он мог ударить подчиненного саблей плашмя, а как-то раз он при мне стрелял под ноги солдату, который сбился с ноги, и тот приплясывал, подвывая, чтобы остаться в живых. Но сержант был ходячим справочником по военному делу и ни разу не завел нас в ловушку. И хотя он был не виноват в гибели отряда год назад, он взял на себя долю вины, и все его планы мести служили для того, чтобы восстановить потерянное из-за его ошибки в расчетах.
Я уже говорил, что пел он просто кошмарно, но хочу еще раз это повторить – лишь от воспоминания о его омерзительном голосе. И я молю Бога, чтобы в раю было разрешено петь только ангелам.
Вот проходит день, а затем ночь, и сержант гонит нас вперед и не дает спать. Он думает, мы уже так далеко забрались на север, что эти чертовы кроу, видать, тащат нас к себе домой, в Йеллоустоун. В странные земли, о которых рассказывают всякое. К утру второго дня мы достигаем леса, начинается подъем, и майор мощно распекает индейцев-кроу. Мне еще не приходилось следовать за такими бешеными волками, говорит он. Как я, по-вашему, потащу пушку через эту гору? Так что пушка с десятком людей остается позади – им придется поднимать ее фут за футом с помощью блоков и вообще делать тяжелую работу на жаре. Мулов, которые тащат пушку, погоняет негр по имени Боэций Дильвард – говорят, он лучший погонщик мулов в полку, но все равно. Мулы, как и люди, любят ровную землю. Боэций Дильвард тоже качает головой, глядя на кроу. Ты сделай что можешь, Боэций, говорит ему сержант, а я извиняюсь перед тобой за эту глупую историю. Ничего, сэр, отвечает Боэций, я втащу эту пушку наверх, можете не волноваться. Только смотри, Боэций, чтоб вы двигались неслышно, как лани, понял? Да, сэр, будет сделано. Черт возьми, говорит сержант.