Он хотел дать ей новую жизнь, новых детей. Но она упорно цеплялась за прошлое, не давая будущему ни шанса.
Консоль под руками амона согнулась. Ногти со скрежетом прочертили глубокие борозды на металле. Воздух вокруг тарианца потемнел и сгустился. Воздушные потоки, точно живые, начали медленно закручиваться в спирали. Они были похожи на темные щупальца, и этих щупалец становилось все больше с каждой секундой.
— Внимание! — зазвучал под потолком предупреждающий голос бортового ксанара, чьи нейронные микроцепи соединялись с «Аламаутом» — искусственным интеллектом корабля. — Зафиксирована опасная концентрация негативной энергии!
Аллард прикрыл глаза, возвращая себе контроль над эмоциями. Отключился от всех воздействий извне. Только он, его сущность и амуэ, несущая по нервам разъедающий яд, называемый чувства.
Впервые в жизни ему пришлось приложить усилия, чтобы справиться с ними.
Шумно выдохнув, адмирал огляделся. Только теперь он понял, что едва не разнес помещение на атомы, а вместе с ним и большую часть корабля.
Что с ним сделала эта девчонка? Почему он так отреагировал на ее слова? Разве ему не все равно, что она думает или что говорит? Ему не нужны ее чувства. Достаточно тела.
А вот ее воспитанием придется заняться всерьез. Ливарри должна знать свое место. На сей счет тарианские законы были очень строги: по правую руку амона — жена-амани, символ чистоты крови и величия рода, по левую — ливарри, вынашивающая его детей. Тихая и неприметная ливарри, умеющая подчиняться беспрекословно. В противном случае, Дом ее просто не примет.
Протянув руку, Аллард выключил экто-экран. Хватит. Лертис сказал, что землянка полностью адаптирована. Значит, он больше не будет ждать, пока она свыкнется с новыми обстоятельствами. В конце концов, ей придется смириться с ними. И с ним.
Пара слов, переданных по ксанару холодным, приказным тоном — и в дверях лаборатории вытянулся адъютант Таррис.
Аллард бросил в его сторону непроницаемый взгляд.
— Подготовь в моей каюте место для ливарри. С этого дня она будет жить там.
Сухие, отрывистые слова заставили адъютанта смутиться.
— Но… амон адмирал, это же против правил…
— Правила здесь устанавливаю я, — отрезал Аллард. — Выполняй.
— Слушаюсь.
Молодой тарианец спешно покинул лабораторию. Он был теркхаем, классическим примером связи чистокровного амона с наложницей низшей касты: красивый, но бесплодный и бесполезный, как тот бумажный цветок, который все еще стоял перед глазами Алларда. Таких теркхаев на «Аламауте» было достаточно: принц Онезис размножался со вкусом и фантазией, зная, что ни один из его потомков не будет обладать ни его силой, ни его долголетием. Он переживет всех своих сыновей, но из них выйдут отличные телохранители для его священной особы.