— Кажется, мне ещё многое предстоит узнать о людях, — ошеломлённо ответила Агапа.
— Дело не в тебе, а во мне, — успокоил он её. — Просто прими мою любовь и позволь остальному идти своим чередом.
Она протянула руку и очень по-человечески погладила его по плечу.
— Как пожелаешь, Бэйн.
Они опять отправились во Дворец, где играли раз за разом, не придавая значения победам и поражениям. Важен был лишь опыт. Так продолжалось несколько дней: физические, умственные и случайные игры всех видов. Они соревновались в парусном спорте, китайских шашках, блефовали в покер, загадывали друг другу загадки. Изредка Бэйн с Агапой жульничали, потворствуя своим слабостям в процессе игры: к примеру, занимались любовью вместо борьбы в желатине. Что бы они ни делали, каждый день проживался на полную катушку. Так они пытались вместить в них десятки лет.
Они обрели себя в искусстве с помощью машин: играли роли в случайно выбранных пьесах с запрограммированными роботами-актёрами. Реплики подавались непрестанно, так что проблем с запоминанием и репетициями не было. Для обоих интерпретация роли служила испытанием, в конце которого Игровой Компьютер оценивал их по заслугам. Они предпочитали спектакли об отношениях между мужчинами и женщинами, романтические, сложные — и компьютер выбирал что-нибудь из своего многотысячного репертуара. Таким образом Бэйн с Агапой поставили пьесу Джорджа Бернарда Шоу под названием «Поживём — увидим», датируемую девятнадцатым веком цивилизации Земли. Бэйн стал ВАЛЕНТИНОМ, Агапа — ГЛОРИЕЙ КЛЕНДОН. На сцене они чувствовали себя отлично.
— О, мисс Клендон, мисс Клендон: как вы могли? — вопрошал он.
— Что я натворила? — потрясённо уточняла она.
— Вы очаровали меня… — И, по мере того, как говорил, Бэйн понимал, что и в самом деле так думает: она околдовала его, сама того не желая.
— Надеюсь, вы не будете столь глупы — столь вульгарны, — чтобы говорить о любви, — неуверенно откликнулась Агапа. Согласно роли, она не испытывала к нему особенного чувства, но в реальности дело обстояло с точностью до наоборот; играть становилось сложнее.
— Нет, нет, нет, нет, нет. Не о любви; кое о чём получше, — горячо возразил он. — Назовём это флюидами… — И разве это была неправда? В чём заключалась любовь? Но Бэйн вдруг обнаружил и ещё кое-что. У них появились зрители.
— Ерунда! — воскликнула девушка чуть более уверенно.
Изначально за ними никто не наблюдал. Несколько рабов вошли в зал и заняли места. Почему? Игра была приватной и вряд ли представляла собой интерес для посторонних.
— …вы — педантка. Женщина, но педантка: вот что вы такое, — не без удовольствия промолвил Бэйн. — А теперь, полагаю, со мной покончено навсегда.