Дед на Стеньку и не взглянул, а толкнул свои санки прямо под ноги пробивающейся через торг сочной бабе, ведущей за руку паренька.
— А вот пирогов, пирогов! — крикнул он прямо в лицо мальчишке.
Баба шарахнулась от него и потащила дитя прочь.
— Го-ордая! — послал дед в спину несговорчивой бабе острое словцо. — Как поклонится, так три фунта грязи отломится!
— Эй, стой! — Стенька ухватил за плечо парнишку с большим лукошком, подвешенным спереди. Лукошко было укрыто холстиной, из-под которой выходил пар.
— Пирогов с пшеном? С зайчатиной? — еще не по-привычному бойко, а с натужной бодростью спросил парнишка. — А то — с вязигой? Или кислых пряженых с маком?
— Ну тебя с пряжеными! — возмутился Стенька. — Весь в масле извозишься, пока съешь! Ищи потом, где руки вытереть! Ты мне лучше с рыбой, коли есть.
— А как не быть!
Стенька мог бы и не заплатить, да пожалел парнишку. Тот, видать, был еще новенький, даже кричать не выучился, и за отданный безденежно пирог ему бы досталось от батьки, или от хозяина, или кто уж там послал его на торг.
— Ты втихомолку не распродашь, — сказал ему Стенька, отдавая деньгу. — Ты зазывай. Слышишь, как все глотку дерут? «Эй, шевелись, подходи, не скупись!» Вот и ты тоже.
Парнишка улыбнулся благодарно.
Обзаведясь пирогом, Стенька пошел туда, где мог бы запить его сбитнем. И вскоре услышал разлюбезное, призывное:
— Вот сбитень горячий! Мед казанский, сбитенщик астраханский! Сам хохлится, сам шевелится, сам потрогивается!
Стенька пробился сквозь народ и оказался у лавки, на которую хозяин выставил кувшины и кружки.
— Эй, молодец, не пей пива кружку, выпей сбитня на полушку! — приветствовал его знакомый сбитенщик. — С нашего сбитню голова не болит, ума-разума не вредит!
— А налей! — позволил Стенька.
— А полушка?
— А кто тебе два кувшина спас?
Дело было давнее — не допустил земский ярыжка, чтобы у знакомца мошенник пустые кувшины уволок. И с того Стенька пробавлялся дармовым сбитнем почитай что третий годок. Правда, не злоупотреблял — не каждый день хаживал.
Он принял кружку с ароматным горячим напитком, отхлебнул — дыханье перехватило, столько сбитенщик грохнул туда перцу. Но и меду не пожалел, и корицы, и всего того, что давало сладость и приятный вкус.
— Дай Бог дальше не хуже, — с тем Стенька вернул пустую кружку и зашагал дальше, а вслед неслось разудалое:
— Кто наш сбитенек берет, тот здрав живет! Под горку идет, не спотыкается, на горку ползет, не поперхается!
Стенька и впрямь шел уже в гору…
— Что не заглядываешь, Степан Иваныч? — раздалось из шалаша.
Стенька повернулся на голос.