— Двадцать девять лет прошло! Двадцать девять лет, — повторяла она.
— Я те… вас видел в Масловке лет через шесть после того… после той весны… Да, через шесть лет! Я уже в Сибири работал…
«Не забыл, не забыл обиды!» — решила Анастасия Алексеевна. Ей стало неловко, как обычно бывает при встрече бывших друзей, расставшихся из–за неприятной ссоры. Она почувствовала неприязнь к Лыкову, думая, как бы тактичней, поскорей избавиться от него, но продолжала улыбаться, говоря:
— Да, это был мой последний приезд в Масловку. В тот же год умерла мать, отец к сестре переехал, и я больше в деревне ни разу не была.
— Я знаю…
Анастасия Алексеевна хотела спросить, зачем он пришел к начальнику, но удержалась, опасаясь, что Лыков начнет расписывать перед ней свои нужды, да еще, не дай Бог, попросит походатайствовать. Но прекратить на этом разговор казалось неудобным, и она спросила:
— Вы, видно, часто бываете в деревне? Родители живы?
— Живы. Прошлым летом был!
— Старенькие, должно быть, они. Их надо весной навещать, когда работы в огороде много!
— Весной я туда не езжу… Не могу!
— Почему так?
— Весной мне там нехорошо… Думаю — из–за вас…
— Ну уж, — усмехнулась секретарша.
— Я знаю, что это смешно! Знаю! — заторопился Лыков, стараясь, чтобы она поняла его правильно. — Но это так!.. И запаха черемухи я с тех пор не переношу. Мне от него как–то тоскливо и одиноко становится… Я ведь любил вас тогда. Ох, как любил! Помнится, покончить с собой намеревался после того вечера, после такого позора!
— Ну уж, позора! — засмеялась Анастасия Алексеевна.
— Да, да, позора! Сейчас и я с улыбкой оглядываюсь на ту ночь. А тогда… На другой день я не мог на люди показаться. Казалось, что каждый посмеивается надо мной. Если бы каникулы не кончились, не знаю, выдержал бы? В юности я сентиментальным был, а впрочем, и сейчас такой же…
— Вот это мне и не нравилось в вас! Мне хотелось видеть близкого человека таким, что в небо рвется и меня за собой тянет, а не таким, что вечно под ногами у себя ковыряется. Но, видно, такие перевелись! Бывает, посмотришь — орел, а приглядишься — курица! Мужик сейчас кабинетный пошел, тихий, по конторам сидит, бумагу с места на место перекладывает. — «Что–то я словно оправдываюсь», — подумала Анастасия Алексеевна и закончила с заметным раздражением, с ехидцей. — Вы–то, я вижу, тоже жизнь в конторе провели. Где вы сейчас?
— В РСУ — бухгалтером!
— Ну во–от… Таким я тебя и представляла. — Анастасия Алексеевна незаметно для себя перешла на «ты». — Вежливенький, смирненький, сидишь за конторским столом в нарукавничках… Скука! Только одного и видела мужика! За всю жизнь!