Вызвали Абрушкина. Он подтвердил, что вечером шестнадцатого сентября видел Бабкина в вагоне, и вышел тот будто бы в Озерном.
- Ничего не в Озерном! Чего врешь? - заволновался Бабкин, поняв, что сам себе надевает петлю на шею. - Я до самого Каракуша ехал и там слез.
Еще больше ожесточился он, когда Анохин, которого опять пришлось потревожить, подтвердил, что видел, как Бабкин вышел именно в Озерном.
- Зачем вы ездили в Каракуш? - спросил я.
- Нужно было, вот и ездил.
- Может ли кто-нибудь подтвердить, что видел вас там?
- А то нет? Конечно могут. Только я пьян был, никого не помню.
Я попросил его перечислить, кого он вообще знает на станциях Каракуш, Диково, в селе Озерном и еще двух соседних поселках. Он назвал немало фамилий, но фамилии Семина между ними не было. Тогда мы свели его с тремя парнями: Саввиным, Филициным и Зыковым и спросили, знает ли он их. Бабкин поступил осторожно: сказал, что с ними знаком, встречал их во дворе общежития, куда заходил «отдохнуть». Но он наотрез отрицал, что когда-нибудь угощал их водкой и папиросами и играл в карты.
Когда он не мог подыскать удовлетворительного ответа, у него была всегда наготове стереотипная фраза: «Был пьян и ничего не помню».
Теперь, когда Бабкин знал, что нам известно, где он был в ночь на семнадцатое сентября, стало опасно выпускать его из наших рук: он мог скрыться. Поэтому мы с Нефедовым изложили прокурору обстоятельства дела и получили санкцию на арест Бабкина.
Глава тринадцатая
ПО СТОПАМ ПАПАШИ
Все трое молодых ребят, задержанных нами по подозрению в грабеже, ничем не походили один на другого: ни наружностью, ни характером, ни судьбой. И вначале для нас было загадкой, что могло их связать между собой?
Начну с самого старшего - Семена Филицина. Узкоплечий, жидкий, кособоко сутулившийся, он напоминал вытянувшуюся от недостатка света, захиревшую помидорную рассаду. Серое лицо Филицина с низким лбом, заросшим чуть ли не до бровей буроватой щеткой густых жестких волос, с маленькими равнодушными глазами, выглядело тупым и крайне несимпатичным. Его нездоровый цвет и темные круги вокруг глаз говорили о скрытых пороках. Держался Филицин всегда боком к тому, кто с ним говорил, смотрел исподлобья. Во всем его облике, движениях, манере говорить проглядывало полнейшее безразличие к своей судьбе. По-видимому, он совершенно примирился с грозящим ему заключением, ничего страшного в нем не находил и только ждал, когда, наконец, окончится скучная процедура допросов, очных ставок, а потом и суда.
Сперва, как бы для порядка, он пытался выкрутиться, упорно повторяя, что никого не грабил, а часы нашел на улице, но после очной ставки с Саввиным, который сразу же сознался в грабеже, он не стал больше запираться.