– Х-х… – Раненый схватился руками за шею, обвел вокруг себя непонимающим взглядом. Пошатнулся и упал на колени.
Сыщик склонился к нему:
– Ну что, Иван Кухта? Сейчас душа твоя отлетит. Но ангелы за ней не явятся, уж больно она у тебя смрадная.
Хан Иван с трудом поднял на него глаза.
– Что…
– Сдохни!
Азвестопуло сапогом брезгливо ткнул бандита в грудь. Тот упал и засучил ногами. Грек махнул рукой поджидавшим стодесятникам: ко мне! И тут же резко повернулся. На спуске стоял рабочий с перепуганным лицом.
– Брысь отсюда! И помалкивай!
Мужик стремглав бросился вниз.
Подъехала телега, в нее погрузили труп, забросали соломой и быстро двинулись к меже. Азвестопуло вел себя как старший, распоряжался и принимал решения. Когда проезжали мимо Братского кладбища, Яков Бородавкин предложил бросить тело среди могил. Грек запретил и объяснил почему:
– Он двоих ваших зарезал. За это и наказан. Если сделать так, как ты говоришь, «цари» не поймут намека. А надо, чтобы поняли. Если же трупяк отыщется в Нахичевани, всем станет ясно.
Беглым понравилось, что храбрый человек не зазнается, а подробно объясняет, что и как. Процессия двинулась дальше. Но на меже за строящимися новыми скотобойнями им попался городовой.
Стодесятники растерялись. Однако Азвестопуло спокойно подошел к постовому и спросил:
– Служивый, огня не найдется?
Тот протянул коробок спичек, а сам внимательно разглядывал компанию.
– Закури мои. – Грек протянул постовому коробку дорогих папирос фабрики Асланиди.
– Ого! Богато живешь.
Двое стояли и курили, остальные сгрудились возле телеги и ждали.
– Что везете?
– Там-то? А проволоку телеграфную. Срезали двадцать саженей, хотим продать.
Городовой нахмурился, у стодесятников вытянулись лица. Азвестопуло хохотнул:
– Да шучу я, шучу. Ты чего такой серьезный? Вино там, столовое вино. Шинкарям продадим.
– А патент у них на это есть?
Грек бросил папиросу, наклонился к служивому и спросил:
– Тебе какое дело? Нахичевань ведь не твой участок?
– Ну, не мой.
– Вот тогда кури да помалкивай.
Городовой козырнул и пошел прочь вдоль Степной улицы. Телега покатила дальше. Когда отъехали саженей за сто, Добудогло уважительно произнес:
– Ну у тебя и невры!
– А ты оробел, что ли?
– Так ведь того… у нас мертвяк. Попались – что бы говорить стали?
– Запомни, брат, важную вещь: никогда никого не бойся. Никогда и никого. И тогда бояться будут тебя. Понял?
Расправа новенького с грозным Ханом Иваном произвела на стодесятников большое впечатление. Особенно их удивило, что тот заранее предупредил противника, а не напал на него внезапно.