* * *
— Анна, прекрати! Я все расскажу, не надо!..
— Конечно, расскажешь, Шарль. У меня не молчат. И не нарушай правила. Объект, как ты знаешь, может просить только об одном — о смерти. И очень убедительно, а то я не поверю. Итак, вопрос первый…
Уже на третьей песне она поняла, каким может быть их с Мареком номер. Парень силен и ловок, но ничего сложнее танго наверняка не танцевал. Значит, вести ей. Она — бедная художница, итальянка… А какие в Италии танцы? Веселая бергамаска, модная в прошлом веке пиццика, маскаретта — венецианское буйство, сальтарелла с триолями из восьмых на каждую четверть, чинная павана и в контраст ей — бодрая гальярда… Несть им числа, но не всякий на сцене будет смотреться, особенно если выступают двое. Ндреццата, где палками фехтуют, хороша, но за месяц такое не подготовить.
Сообразила, когда доставала иголки. Протерла первую спиртом, прицелилась получше…
Есть! Нашла!
И запела мрачную, с надрывом «Fior di tomba».
Сегодня утром венок надену,
Прощай, подружка, прощай! Навсегда прощай-прощай!
Не пережить мне его измену…
[39]* * *
— …Слышишь меня, Шарль? Если слышишь, моргни. Молодец! Сейчас я тебя снова стукну… Да не хрипи, может, еще выживешь. Очнешься, сумеешь встать — уноси ноги из Франции. Я прямо отсюда поеду на главный почтамт и отправлю письмо твоему шефу в Берлин — о том, как ты всех сдал. Адрес ты мне сам сообщил, разве не помнишь? Если французы письмо перехватят, тоже не беда, арестуют тебя как гитлеровского шпиона — и правильно сделают. А насчет Квентина ты зря, Шарль, ой зря! Такие вопросы я сама решаю — и этот решу… И убери здесь. Пахнет… плохо.
2
— И не стыдно вам? Вы же кюре, солидный человек. А это наш гость из Штатов, репортер. А вы город позорите. Что он о нас подумает? Совести у вас нет!
— А разве большевики не отменили совесть, tovarishh мэр? Мне остается только молиться. Нет, не за жизнь этого несчастного, а лишь за то, чтобы вы убили его без ваших обычных пыток.
Кейдж поглядел на одного, потом на другого. Хороши! Мэр — олицетворение пролетарского гнева, кулачищи сжаты, темные волосы дыбом. Но и Черный Конь ничем не хуже: и ростом, и могучей статью (плечи сутану рвут), а уж улыбка — целому ипподрому на зависть. Вот только темные глаза не смеются — прожигают насквозь.
На голове — широкополая шляпа-«сатурно», в крепких пальцах — четки белой кости.
— Вы — мракобес! Реакционер!
— А вы — замечательный человек, верный ученик Ленина и Сталина!
Оба явно входили во вкус, но Крис, сам того не желая, испортил всю обедню. Вначале подбирал подходящее слово («куре» — не годится, «прест» тоже). Вспомнив же, спасибо маме, склонил голову: