– Все будет доложено начальству! – процедил он и вышел.
Поле словесной битвы осталось за мной, но настроение испортилось – хуже некуда. С одной стороны, не этого ли я добивался вот уже два года, а с другой… Что будет, если ворота монастыря захлопнутся за моей спиной? Без денег, без связей, без рекомендаций, даже официально не состоящий ни в одной гильдии… Как говорится, никто, ничто и звать никак. Нужна мне свобода такой ценой? Очень нужна – если я захочу стать Темным Властелином, создать армию мертвецов-монстров и двинуть ее покорять и уничтожать человечество, сметая все на своем пути. Для супруга Смерти – самый оптимальный вариант. Правда, стоит помнить, что все Темные Властелины заканчивали свой жизненный путь одинаково – приходил Герой и уничтожал Злодея. В лучшем случае он его убивал, в худшем – Темного Властелина ждало развоплощение и долгие посмертные муки.
А я? А что я? У меня семья! Жена…
Жена! Как же я сразу-то…
Собственный Храм Смерти при монастыре все-таки был. А как иначе, если он – непременный атрибут любого места захоронения? На больших кладбищах Храм Смерти – довольно заметное сооружение. На небольших кладбищах и храмы невелики, а на сельских жальниках вовсе стоят крохотные часовенки, где и троим-то тесно. Но они есть, ибо уважительное отношение к смерти и есть признак жизни.
Монастырское кладбище могло похвастаться только небольшой часовней, довольно мрачной и унылой. И строители, и посетители забыли, что Смерть – тоже женщина и тоже любит цветы. Поэтому я по дороге озаботился надергать тут и там первых одуванчиков и положил к подножию статуи ярко-желтый, пачкающий все пыльцой букетик.
– Привет. Извини, что так долго не приходил, но… ты сама понимаешь – дела и все такое…
В часовне было темно и тихо. Никто не нарушал покоя Смерти в этот час. Я был совсем один – и в то же время наедине с нею, своей женой.
Тихо присел на край постамента у подножия статуи. Смерть всюду изображают по-разному, но всегда это молодая женщина со скрещенными на груди руками и опущенной долу головой. Она и вдова, потерявшая мужа, и мать, схоронившая единственное дитя, и дочь, лишившаяся родителей. На ее челе всегда печаль. Никто никогда не видел, чтобы она улыбалась.
Никто, кроме ее супруга.
И никто не знает, какие у нее мягкие сладкие губы, как она умеет целоваться, как жадно обнимает, как стонет и вскрикивает, прикусив губу, как извивается в мужских объятиях… Кажется, я был единственным, кому довелось держать Смерть в объятиях. Причем не один раз. Когда мы виделись в последний раз, была осень. Желтели листья на деревьях, и порывы ветра обрывали некоторые из них. Накануне прошел дождь, и пожухлая трава была влажной и вялой. Но нам было все равно. Забыв про все на свете, мы любили друг друга на вересковых пустошах, в мире, где царит Смерть и разрушение, где нет места любви и счастью…