— Я помню свои отметки и даже даты, когда их получал. Семь лет назад.
Семь лет. В полиции не ошиблись. Сейчас они действительно разговаривали с мальчиком, который семь лет как умер.
— В том самом году Ганси зажалили шершни, — негромко сказал Адам. И процитировал: — «Ты будешь жить волей Глендура. На силовой линии умирает человек, который должен был жить, и значит, ты останешься жить, хотя должен умереть».
— Совпадение, — вставил Ронан, потому что это не было совпадением.
Ноа так и сидел с закрытыми глазами.
— Это было как-то связано с силовой линией. Я не помню, что именно он говорил: как и зачем.
— Разбудить его? — предположил Адам.
Ноа кивнул, не поднимая век. Вся рука Блю до плеча сделалась холодной и словно онемела.
— Да, точно. Мне было все равно. Всем этим занимался он, а я просто болтался с ним, чтобы было чем заняться. Я не знал, что он собирался…
— Это тот самый ритуал, о котором говорил Ганси, — сказал Адам Ронану. — Кто-то уже попытался его провести. С жертвоприношением, чтобы через него символически прикоснуться к силовой линии. Ноа, ты был жертвой, да? Кто-то убил тебя, чтобы добраться до силовой линии?
— Мое лицо… — негромко проговорил Ноа и, отвернувшись, прижался изуродованной щекой к плечу. — Не могу вспомнить, когда я перестал быть живым.
Блю пожала плечами. Стоял теплый вечер, лучи заходящего солнца озаряли ее собеседников, но она чувствовала себя так, будто в ее костях поселилась зима.
— Но из этого ничего не вышло, — сказал Ронан.
— Я почти разбудил Кейбсуотер, — прошептал Ноа. — Мы были очень близки к этому. Так что я погиб недаром. Но я рад, что он не нашел его. Он так ничего и не знает. Он не знает, где это находится. — Блю непроизвольно поежилась — и от прикосновения к ледяной руке Ноа, и от того страха, который нагнал на нее этот невнятный рассказ. Она между делом задумалась, не такое ли ощущение испытывают ее мать, ее тетушки и подруги матери во время гадания.
Держатся ли они за руки с умершими?
Она привыкла думать, что смерть — это нечто более постоянное или, по крайней мере, нечто очевидно непохожее на жизнь. Вот только Ноа не принадлежал ни к одному, ни к другому состоянию.
— Ладно, — сказал Ронан, — хватит ходить вокруг да около. Ноа, кто это сделал?
Рука Ноа, которую Блю держала в своей, ощутимо задрожала.
— Старина, я серьезно. Не темни. Я же не конспекты прошу. Я спрашиваю, кто проломил тебе голову.
В тоне, которым Ронан произнес эти слова, слышались и гнев, и достоинство, однако гнев был обращен и к Ноа; каким-то образом он делал и его виновным в случившемся.